МОЛДАВСКАЯ РЕСПУБЛИКА (НОЯБРЬ 1917 — НОЯБРЬ 1918)

6. ИНТЕРВЕНЦИЯ

/продолжение/

Вступлению румынских войск в Кишинев предшествовали две встречи И.Инкульца, возглавившего делегацию Сфатул Цэрий, с их командованием. Об этих контактах он доложил на заседании Сфатул Цэрий поздно вечером 13(26) января. В докладе, содержавшем обзор деятельности руководства Сфатул Цэрий и Совета генеральных директоров за предшествовавшие две недели, И. Инкулец сообщил, что делегация (в ее состав входили также члены Сфатул Цэрий А.Ружина и М.Старенький и несколько представителей от молдавских организаций) направилась в Яссы для переговоров с румынским правительством. Но, сказал он, «В Яссы нас любезно не пустили, а генерал (фамилия в протоколе не указана — И.Л.) дал массу прокламаций и в конце сказал, что они (т. е. румынские войска — И.Л.) пришли воевать лишь с большевиками. Против наших войск (т. е. молдавских частей — И.Л.) они не будут идти, но предупредил строго, что малейшее вооруженное выступление может привести к разгрому Кишинева». О телеграмме протеста против вторжения интервенционистских войск, подписанной им и П.Ерханоми отправленной ясскому правительству, И. Инкулец, судя по докладу, во время этих встреч не упомянул. Не вспомнила о ней и румынская сторона. И. Инкулец поведал также, что пригласил представителей молдавских частей и уговаривал их не выступать против румынских войск. При этом он признал, что на встрече с частями он ощутил, что к нему относятся с небычайным подозрением. Отметил он и «тревогу крестьян за свободу и революцию», связанную с вторжением войск королевской Румынии.

Между тем, рассказывал Инкулец, командование королевских войск, готовившееся к занятию Кишинева, опасаясь, что силами одной пехоты сломить сопротивление оборонявших город не удастся, подтянуло артиллерию, в том числе дальнобойную. Одновременно оно предложило Сфатул Цэрий направить до 12 часов дня 13(26) января делегацию в уже оккупированные Страшены. Относительно этой встречи с генералом Броштяну Инкулец говорил: «Нам заявили, что румынские войска никакой беды Бессарабии не несут, и если им не будут причиняться неприятности, то они будут вести себя как нельзя лучше. При этом нас заверили в том, что у них нет цели вмешиваться в политическую жизнь страны и пришли они исключительно для того, чтобы обезопасить железные дороги от безобразий, чинимых большевиками. Дорогие нужны им как пути, связывающие их с Украиной». Румынский генерал предложил И. Инкульцу «подождать до вечера» и вместе с румынскими войсками вступить в Кишинев. Но тот отказался, объяснив впоследствии: «Мы просили отпустить нас, опасаясь, как бы наша задержка не произвела дурного впечатления в городе и не породила нежелательных толков».

Следует сказать, что выявившиеся еще в 20-х числах декабря 1917 г. серьезные противоречия между различными группировками внутри Сфатул Цэрий, приведшие к выходу из состава этого органа членов социалистического блока и расколу внутри Совета генеральных директоров, вспыхнули с новой силой после событий 6—7 января 1918 г. Делегат от болгар К. П. Мисирков критиковал руководство Краевого Совета и Совета директоров за то, что под различными предлогами своевременно (то Совет директоров оттягивал назначение своего представителя, то из Одессы никак не приезжал Е. Катели, то невозможно было отыскать железнодорожный вагон для делегации, то задержались из-за бесед с иностранными дипломатами в Кишиневе и т.д.), не был обеспечен выезд делегации Молдавской республики для участия в переговорах в Киеве и Брест-Литовске, а после событий 6—7 января, по выражению оратора, выезд был «отодвинут на неопределенный срок». Лично Ерхана он еще обвинял в том, что тот не счел «нужным получить санкцию парламента» на составленный и опубликованный им «Наказ» для делегации на переговорах в Брест-Литовске.

Особо жаркие дебаты развернулись на заседаниях Сфатул Цэрий 13 и 14 января. В повестке дня стоял вопрос «О директорском кризисе и политическом моменте». Дискуссия показала наличие серьезных расхождений во взглядах и в самом Молдавском блоке. П. Ерхана и И.Инкульца критиковали за «непоследовательную» политику, за то, что они явились по вызову Кишиневского Совета и Фронтотдела и вели с ними переговоры, что отправили телеграмму протеста в Яссы на ввод в Бессарабию румынских войск, принимали решения без ведома остальных членов Сфатул Цэрий и т.д.

С ожесточенной критикой обрушился на Ерхана и И. Инкульца В. Кристи. Он заявил: «Не считаю себя в отставке и остаюсь директором внутренних дел» потому, что когда 26 декабря 1917 г. «пять директоров подали в отставку вследствие расхождений с премьером во взглядах на политику, отставка принята не была», да и сам «вопрос не обсуждался в Сфатул Цэрий». Он критиковал Ерхана и Инкульца за то, что 6 января вместо того, чтобы собрать Совет генеральных директоров и обсудить ситуацию, «обратиться к населению с воззванием, разъясняющим события», что, по его мнению, «могло успокоить встревоженные умы», они «уехали в Совет солдатских депутатов». «Я, — сказал Кристи о Кишиневском Совете, — ничего не имею против этой организации в том виде, в каком она появилась в марте прошлого года (т. е. в 1917 г., когда в Совете безраздельно господствовали меньшевики, бундовцы, эсеры, народные социалисты и он сам, как представитель последних, являлся его членом — И.Л.). Но сейчас, когда она… стала явно большевистской, я никак не могу примириться с тем, что люди, стоящие у власти, идут туда на совещание». Он признал, что ему и другим членам Сфатул Цэрий и Совета директоров, обвиняемых в предательстве, удалось избежать ареста и «исчезнуть, чтобы потом вернуться». «Но мы, — с гордостью произнес он, — не шли на компромиссы». В. Кристи выразил уверенность, что ввод румынских войск «не является оккупацией бессарабской территории», что румынская армия, как утверждает ее командование, «пришла только для борьбы с большевиками». Н. Кодряну также осудил появление Инкульца и Ерхана 6 января на заседании советских организаций. М. Савенко, который был среди пяти директоров, подавших в отставку из-за того, что «не был найден компромисс», заявил, что тогда отставка принята не была, а «прошения брошены в корзину», и возмутился тем, что «5 января они были оттуда извлечены на свет божий» и пять директоров «получили отставку».

Ловкий политик, И. Инкулец нашел способ отвести от себя критику и сохранить свой пост. Он признал, что «дал согласие на частичное реформирование кабинета «ввиду того, что в такое время, когда существование республики было поставлено на карту, было не до собраний Сфатул Цэрий». Далее он утверждал, что в те январские дни отказаться ему, П. Ерхану и П. Чумаченко от переговоров с советскими органами и не выполнить их требований было нельзя, ибо «сила из наших рук выпала, нам не на что было опереться и связь с нашими частями прервана». Он назвал целый ряд причин, почему это надо было сделать: «соотношение сил» было на стороне Советов, «центр тяжести переместился в комитеты и советские организации», «сила была там», к тому же «положение неимоверно затруднялось тем, что шли упорные слухи, что румынские войска идут по приглашению Сфатул Цэрий». Именно посещение ими Совета, подчеркнул И. Инкулец, «дало возможность скрыться» членам Сфатул Цэрий и спасти этот орган.

Несмотря на присутствие в Кишиневе румынских войск, председатель Краевого органа всячески отрицал причастность Сфатул Цэрий и его самого к их приглашению, упорно настаивая на версии, что такая просьба была направлена исключительно генералу Щербачеву как представителю России. «Телеграмма Щербачеву, — сказал И. Инкулец на заседании 13 января 1918 г.,— была послана тогда, когда стало ясно, что жить так более нельзя. Щербачев — официальный представитель русской Ставки, а это имеет громадное значение. Была просьба послать дисциплинированные войска, а о румынских войсках не было и речи… Я не знаю, имели ли какое-либо практическое значение наши телеграммы, и означает ли, что румынские войска прибыли в результате этих телеграмм, я сомневаюсь. На вопрос мой генералу Броштяну о том, «кем призваны войска, играл ли Совет генеральных директоров и Сфатул Цэрий в этом какую-нибудь роль, он ответил отрицательно».

Как и В. Кристи, Инкулец сказал, что вопрос о вводе в Бессарабию румынских войск решали союзники, которые «обращались к нашему разуму и говорили, что поскольку железные дороги заняты большевиками, которые ничего не пропускают в Румынию, то их обязанность и инстинкт самосохранения толкает на уничтожение здесь гнезда большевизма. Наши телеграммы, таким образом, не имели практического значения… Когда на заседании Совета генеральных директоров обсуждался вопрос о приглашении и о вводе румынских войск, один из членов директората предложил отправить телеграмму с просьбой о присылке войск не только Щербачеву, но и румынским властям, но мы протестовали. Позиция наша в этом вопросе была такова: телеграмму Щербачеву я мог подписать потому, что мы — часть федеративной России, но никоим образом не считал возможным обратиться к Румынии, ибо, когда республиканское правительство обращается к чужим — это преступление; но другое дело, когда мы обращаемся к русскому генералу, представляющему нашу родину. Повторяю, что о румынских войсках не было сказано ни слова».

Отрицая свою причастность к приглашению румынской армии, И. Инкулец в то же время заявил: «Я приветствую румыно-украинские войска (в состав интервенционистских войск вошли и некоторые гайдамацкие части — И.Л.), которые выступили против большевиков, и верю, что они пришли за тем, о чем они заявили… Судьба республики, — продолжал он, — не зависит от того, что Сфатул Цэрий пригласил войска, она решится путем дипломатическим… Я должен заявить, что мне с помощью тайной дипломатии удалось получить от наших союзников гарантии неприкосновенности и самостоятельности нашей молодой республики. И я верю в эти гарантии».

В этом заявлении Инкульца были хитроумно увязаны и одобрение антибольшевистской интервенции, и указание на то, что она осуществляется силами не только румынских, но и украинских частей, и подчеркивание заслуги Сфатул Цэрий, вовремя пригласившего спасителей, и утверждение, что вместе с тем не приглашение Сфатул Цэрий вызвало решение послать в Бессарабию именно румынские войска, а что это решение было еще раньше принято Антантой, правительством Румынии и Щербачевым и что впредь судьба республики будет решаться дипломатическим путем. И, наконец, без обнародования нежелательных сведений было сообщено о наличии «гарантий» сохранения самостоятельности Молдавской республики, содержавшихся в письме Сент-Олера. Председатель Сфатул Цэрий не преминул, естественно, выпятить свои заслуги в получении этих «гарантий». И. Инкулец полагал, что сделанное им заявление удовлетворит интересы как прорумынски, так и проукраински настроенных членов Сфатул Цэрий, а также сторонников независимости Молдавской республики.

И. Инкулец отверг обвинение М. Савенко о том, что отставка пяти директоров, объявленная 5 января, «была дана под давлением и влиянием комитетов» (Кишиневского Совета — И.Л.), относительно же телеграммы от 6 января 1918 г. с требованием отвода румынских войск, подписанной им и Ерханом, он сказал: «Там (в Кишиневском Совете — И.Л.) было решено, и решение исходило от меня и Ерхана, послать телеграмму с протестом против ввода румынских войск на территорию Молдавской республики. Нас спрашивают, кто нам дал полномочия на посылку этой телеграммы? На это я заявляю, что полномочия исходили от общей линии поведения Сфатул Цэрий и Совета генеральных директоров».

После этих напряженных дебатов, состоявшихся 13 января, на второй день слово взял П. Ерхан. Он сказал: «Стало очевидным, что Совет генеральных директоров должен быть однородным и соответствовать моменту и, таким образом, прежний состав под моим председательством не может работать. Зная настроение крестьянского населения и обстановку, в которой придется действовать исполнительной власти, думаю, что необходима полнейшая реорганизация кабинета и поэтому настоящий состав его неприемлем. Момент создал кризис кабинета, но он не должен быть продолжительным… Не желая быть ответственным перед моментом, я прошу освободить меня от председательствования в Совете генеральных директоров, и, безусловно, со мной уйдут все члены кабинета».

Далее оратор просил присутствующих высказаться по вопросам о том, какова должна быть политика кабинета в сфере внутренней жизни республики и какими должны быть взаимоотношения между властями Молдавской республики и Румынии. Поскольку Ерхан являлся и председателем Губернского крестьянского Совета, а на 17(30) января намечалось открытие III Бессарабского губернского крестьянского съезда, то, желая предстать перед этим форумом в качестве последовательного поборника реформ в пользу крестьянства, он сделал следующее заявление: «Мое мнение о дальнейших политических шагах заключается в том, чтобы наша деятельность направлялась в сторону осуществления Декларации (от 2 декабря 1917 г.— И.Л.) и поддержки Российского Учредительного собрания», чтобы вопрос был проведен в законодательном порядке в ближайшее время «на основах, провозглашенных Декларацией».

В связи с предстоящим крестьянским съездом и другие члены Сфатул Цэрий сочли нужным определить свое отношение к земельному вопросу. П.Чумаченко прямо заявил, что принятие законопроекта об аграрной реформе «не терпит отлагательств». «Если он в ближайшее время не будет разрешен, — сказал Чумаченко, — то жизнь заставит незаконодательным путем вновь его разрешать». Еще решительнее высказался П. Прахницкий: «Никакие ситуации не могут изменить нашего положения — «Земля народу без выкупа». Сложность положения констатировал даже помещик В. Кристи. Сказав, что он верит заверениям румынских генералов о том, что они пришли только для борьбы с большевиками, Кристи продолжил: «Необходимо поспешить с земельной реформой, крестьянство беспокоится, с приходом румын оно как бы теряет надежду на получение земли».

По вопросу о дальнейшем пребывании П. Ерхана на посту председателя Совета генеральных директоров мнения разделились. В. Прахницкий поддержал Ерхана, заявив: «Он — кандидат от крестьян, и народ ему верит. Я настаиваю, чтобы он остался на посту премьера. В эту ужасную неделю… не знаю, остались бы мы еще здесь». Он считал, что сохранить Ерхана на посту председателя нужно еще и для того, «чтобы все видели, что в его лице программа, несмотря ни на какие события и ситуации, не переменилась».

Против оставления Ерхана на посту высказался К. Мисирков: «Мы давали ему сагte blanchе в ведении внутренней политики, дважды его уполномачивали приглашать румынские войска для водворения спокойствия, надеясь, что выраженное ему нами доверие будет оправдано в будущем Однако наши ожидания не сбылись, и мы не успевали выйти из одного затруднительного положения, как попадали в новое. Заслуга Ерхана и его директората лишь в том, что здание Сфатул Цэрий не разгромлено. Но румынские войска явились в Бессарабию не по приглашению и не на условиях Сфатул Цэрий, а по собственной инициативе и без всяких условий…»

И. Пэскэлуцэ, известный сторонник самостоятельности республики, выступал за отставку Ерхана и его кабинета, руководствуясь другими причинами. «Правительство должно быть сильным, — заявил он, — чтобы создать сильную военную власть для замены румын на железных дорогах и в других местах».

Особый интерес представляет позиция заместителя председателя Сфатул Цэрий и лидера Молдавской национальной партии (МНП) П. Халиппы. Он сказал: «Мы верим, что эта (румынская — И.Л.) армия пришла помочь нам уберечь наш край, но, если руководители этой армии увидят, что мы не имеем власти, они должны будут ввести законы, нормирующие нашу жизнь. Но, преисполненные самими лучшими намерениями, они не смогут понять нашей атмосферы. Чужой законы писать не может. Считаю, что Ерхан и энергичный, и разбирающийся в политических вопросах более, чем кто-либо другой, не должен отказываться от работы в Совете генеральных директоров. Он знает хорошо школьный и аграрный вопросы, и на этих местах просим его работать в Совете генеральных директоров. За целый вечер мы не пришли к заключению, но предупреждаю, что румынские войска, не найдя исполнительной власти в молодой Республике, сами возьмутся за власть и тогда мы ввергнем страну в ужасную анархию и бедствие. Лучшие силы страны здесь, в Сфатул Цэрий, и думаю, что Учредительное собрание (Бессарабское— И.Л.) не даст людей лучших… Я не против крестьянского съезда, но там большевиками распропагандированное крестьянство, и, если даже они не будут большевистски настроены, то другой ориентации не дадут. Мы — избиратели нашей страны, и отсюда, от нас, должна идти ориентация нашего края. Последние слова к вам — образовать сегодня или завтра кабинет только из нас, полный энергии и решимости».

Высказывания П. Халиппы отражали страх ориентировавшихся на королевскую Румынию кругов перед радикально настроенным крестьянством, составлявшем абсолютное большинство населения края, стремление не допустить его к решению вопросов жизни республики, ограничиться в этом деле узким составом существовавшего Сфатул Цэрий, руководство которого находилось в его руках и руках его единомышленников. П. Халиппа предлагал отказаться от выборов в Бессарабское Учредительное собрание, которое, согласно постановлению Военно-молдавского съезда в октябре 1917г. и Декларации от 2 декабря 1917г., могло быть единственным органом, имевшим право решать судьбы Бессарабии. Оснований бояться выборов у Халиппы было предостаточно. Стоит вспомнить хотя бы осенние 1917 г. выборы делегатов во Всероссийское Учредительное собрание. Даже в уездах с преимущественно молдавским населением МНП набрала незначительное число голосов: в Бельцком из 86 589 голосовавших — 2187, в Оргеевском — соответственно из 73465—1854, в Бендерском из 65220 — 2147, в Кишиневе из 29179 — 40785. В обстановке глубокого недовольства населения приходом румынских войск, когда упорно шли разговоры о том, что Сфатул Цэрий продал Бессарабию, у руководителей Краевого Совета практически не было никаких шансов на успех во время выборов в Бессарабское Учредительное собрание.

По-видимому, И. Инкулец посчитал, что Халиппа преждевременно раскрыл карты. Он поторопился объявить, что сказанное с трибуны его заместителем — «это личное мнение Халиппы». Успокаивая присутствовавших, Инкулец добавил: «Ни на минуту гарантии не дают повода румынским войскам вмешиваться в нашу внутреннюю жизнь».

На деле, с первых же дней интервенционистские войска под видом борьбы с большевиками установили режим террора. Когда Ерхан, как он сам рассказал на этом же бурном заседании Сфатул Цэрий, уведомил генерала Броштяну, что в Молдавской республике казнь отменена и преступников следует предавать «военному суду, налагающему наказания вплоть до каторжных работ», генерал ответил: «Судья — это я, и всякого рода преступления будут строго караться». Румынские генералы еще много раз, как это будет показано дальше, напомнят руководителям Сфатул Цэрий и Совета генеральных директоров, кто стал истинным хозяином в Бессарабии.

Обсуждение вопроса «О директорском кризисе и политическом моменте» завершилось принятием отставки П. Ерхана. За это решение проголосовало 36 человек, против — 25. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что и в эти дни лишь половина состава Сфатул Цэрий участвовала в его заседаниях, а решения принимались фактически при отсутствии кворума. До назначения нового директората старому было предложено продолжить выполнение своих функций. Была сформирована согласительная комиссия по созданию нового исполнительного органа, и решено, что в его новом составе 4 места будут принадлежать Молдавскому блоку, 2 — крестьянской фракции, 1 — «остальным национальностям». Раздавались голоса о необходимости подождать с решением некоторых вопросов до предстоящего крестьянского съезда.

В конечном счете, вопрос о новом составе Совета генеральных директоров свелся к смене его председателя, хотя борьба вокруг замещения этой должности продолжалась. Сторонники П. Ерхана не сдавались, они продолжали выдвигать его кандидатуру на пост главы директората. Состоявшееся голосование дало такие результаты: за назначение врача Д.Чугуряну (Чогоряна) проголосовало 37 человек, против —28, воздержались — 3. За оставление П. Ерхана — соответственно: 30, 34, З89.

15(28) января заседание Краевого Совета было посвящено «приветствию румынских гостей». Открывший его И. Инкулец повторил версию о том, что румынские войска «пришли прежде всего с целью обезопасить железные дороги от насилий большевиков, не пропускавших на Румынский фронт, где находятся и наши русские отряды, провиант для армии… Ставка такого положения не могла потерпеть, и вот, на совещании было решено послать сюда румынские войска для охраны как железных дорог, так и тех складов, в которых находились запасы провианта для армии и которые подверглись опасности расхищения…» Он особо подчеркнул, что у румынской армии «других целей нет, тем более она не преследует политических целей, как нас в том заверил генерал Броштяну», который, по словам Инкульца, сказал: «Устраивайте свою политическую жизнь как вам угодно — мы вам мешать не будем».

Затем слово взял присутствовавший генерал Броштяну. Вновь подчеркивая, что приход румынской армии вызван посягательством большевиков «на чужое имущество, склады продовольствия», он торжественно объявил: «Румынское правительство отдает в ваше распоряжение те войска, которые сюда пришли. Посылайте их туда, куда вам нужно. Распоряжайтесь ими по вашему усмотрению, они с радостью придут вам на помощь».

С ответной речью выступил П. В. Ерхан. Он заявил: «Правительство Молдавской республики с открытым сердцем и радостью встречает братьев румын, прибывших сюда для помощи народу нашего края в борьбе…» Ерхан обещал: «Будет сделано все, чтобы в селах все население поняло, для чего вы пришли, чтобы народ понял, что вы хотите принести нам спокойствие и порядок». Он закончил свою речь словами: «Да здравствует Румыния!» Обращает на себя внимание то, что при объяснении целей ввода в Бессарабию румынских войск Ерхан сделал упор не на защиту железных дорог и складов, а на необходимость спасения в первую очередь жителей сел от «анархии».

От имени «молдаван из Сфатул Цэрий» с приветствием выступил И.Е.Пеливан. Поблагодарив «гостей» за то, что они «принесли гарантии спокойной жизни», оратор сказал: «Злейшим врагом нашего молодого парламента явился большевизм. С вашим прибытием эта опасность для Сфатул Цэрий исчезает. Поэтому мы приветствуем вас, братья-воины. Да здравствует румынская армия!».

После этого генерал Броштяну покинул зал. На второй день он обратился с воззванием к населению Бессарабии, обещав защитить «жизнь и имущество жителей от анархии и погромов».

В конце заседания, посвященного «приветствию румынских гостей», И.Инкулец, стараясь окончательно успокоить тех, кто выступал за независимость Молдавской республики, и сторонников сохранения Бессарабии в составе Российской Федеративной демократической республики, произнес: «Надеюсь, что заявления, сделанные здесь генералом Броштяну, рассеют те опасения, которые охватили наш народ», то есть страх «потерять добытые кровью свободы». Кроме этого заявления, продолжал он, «у нас есть еще письменные гарантии от Франции, согласованные с другими союзниками, о том, что всякие войска, по военным соображениям введенные на территорию Бессарабии, не будут вмешиваться в ее внутреннюю жизнь. И я думаю, что после подобных заверений мы можем быть спокойны за нашу республику».

По поводу этой встречи в Сфатул Цэрий Н. Йорга записал в своем дневнике: «Сфатул Цэрий и бессарабские министры благодарят Румынию за интервенциюи извиняются, что не смогли предотвратить ареста наших офицеров и агентов, которые были отправлены в Одессу (и комиссара Лукашевича). Некоторым теперь взбрело в голову, что следует оккупировать Одессу».

В повестке дня заседания 15 января стоял еще один вопрос: «Выборы земельной комиссии». В преддверии III Бессарабского губернского съезда Совета крестьянских депутатов нужно было показать крестьянам, что Краевой орган вплотную занялся решением аграрного вопроса. Член Сфатул Цэрий от губернского крестьянского съезда В. М. Рудьев выступил против выборов комиссии и предложил «переждать с решением земельного вопроса до крестьянского съезда».

На занятой румынскими войсками бессарабской территории повсеместно был установлен режим военной оккупации. На страницах газеты «Сфатул Цэрий» (21 и 23 января, № 16 и 17) были опубликованы приказы начальника румынского гарнизона и военного коменданта г. Кишинева. В них указывалось, что аресту и военно-полевому суду будут подлежать все, кто хранит и распространяет воззвания, «направленные против общественного порядка, войск королевства и государственного устройства Румынии», что будут арестовываться и подвергаться военно-полевому суду за оскорбление румынских офицеров и солдат «устно или письменно, за покушение на их жизнь или жизнь мирных жителей». Такое же наказание полагалось за попытку «говорить с румынскими солдатами на политические темы, призывая их к нарушению порядка и неповиновению». В Кишиневе был введен комендантский час, хождение по городу после 10 вечера без соответствующего пропуска было запрещено. Румынские военные власти присвоили себе право «производить подробные и тщательные обыски домов, дворов и сараев, начиная с чердаков и кончая погребами, для проверки, не оставил ли кто-либо у себя спрятанным или закопанным оружие». При обнаружении оружия «его собственник или, в его отсутствие, глава семьи, — говорилось в приказе, — будет расстрелян на месте как шпион и подстрекатель против общественного порядка и безопасности Республики…»

Но противники интервенции не собирались смириться с ней. После взятия румынами Кишинева члены Фронтотдела, Кишиневского Совета и других революционных организаций сосредоточились в Бендерах. Здесь представители исполкомов Советов Кишинева, Бендер и других городов, делегация Молдавского комитета Крымского полуострова образовали Революционный комитет спасения Молдавской республики. В воззвании «К населению Молдавской республики» они обвинили «большинство Сфатул Цэрий» в измене народу и в сговоре с «румынскими боярами и с их королем» с целью восстановить «прежнее положение крестьян». Воззвание призывало народные массы на вооруженную борьбу против интервентов, которые «оккупировали территорию Бессарабии», к установлению «такой власти, которая соответствует в действительности интересам народа».

Готовились к отражению интервенции революционные организации г.Бельцы и Бельцкого уезда. 14 января в преддверии III Бессарабского губернского крестьянского съезда, состоялся II съезд крестьянских депутатов Бельцкого уезда. В центре внимания съезда, учитывавшего ситуацию, сложившуюся в республике, стояли политические вопросы, поскольку считалось, что от них зависело решение социальных проблем, в первую очередь аграрном реформы. В принятой съездом резолюции говорилось:

1. Не признавать власть Сфатул Цэрий, который не выражает воли трудящегося народа, и арестовать его виновных членов.

2. Признать во всей стране власть Советов, представленную Советом Народных Комиссаров, как власть, защищающую интересы всего трудящегося народа.

3. Организовать власть Советов из представителей крестьян, солдат и трудящихся.

4. Не отделяться от России, а идти с ней рука об руку, со всем русским народом для устранения всех врагов народа, кем бы они не были.

5. Переизбрать членов всех организаций, начиная с сельских и городских комитетов до губернских организаций включительно, которые выступают против всего трудящегося народа.

В связи с вторжением в пределы Бессарабии румынских войск съезд решил направить в Петроград делегацию «для выяснения положения в Бессарабии с просьбой оказать нам помощь в деле защиты страны и интересов рабочих классов …категорически протестовать перед румынским правительством против грубого вмешательства чужой страны в наши внутренние дела».

Съезд решил направить в остальные уезды своих людей для ознакомления с его решениями, организовать военные-части в основном из молодых людей и т. д..

На юге Бессарабии на интервенцию румын и гайдамаков отреагировали по-своему. В середине января 1918 г. Аккерманское уездное земство и городской Совет с участием «представителей демократических организаций» приняли резолюцию о присоединении к Украинской республике с последующим вхождением последней «в единую демократическую Российскую республику». На этом заседании.земства учитель болгарин В.Н.Искимжи предложил «провозгласить образование Буджакской автономной республики в составе русской федерации и конфедерации независимых автономных республик». Но данное предложение не прошло. Немецкие колонисты на своем съезде,, состоявшемся 14(27) января 1918 г., за два дня до упомянутого заседания земства, решили, что судьбу всей Бессарабии, неотъемлемой частью которой является Аккерманский уезд, должно решить «Учредительное собрание единой Российской республики». Поэтому представители немецкого населения в уездном земстве воздержались при голосовании по резолюции о присоединении к Украине.

В такой обстановке 16(29) января 1918 г. вступил в должность председателя Совета генеральных директоров Д. А. Чугуряну. Хотя в Кишиневе уже находились румынские войска, новый председатель не осмелился сразу же публично провозгласить свои истинные намерения. Более того, в програмной речи при своем назначении на пост он сказал: «Вероятно, парламент интересует вопрос о том, какова моя ориентация. С того момента, как я стал сознательно мыслить и в политическом смысле сформировался, я примыкаю к социалистам-революционерам, и с точки зрения социалиста-революционера я смотрю на национальный вопрос, а эта партия понимает национальный вопрос, как широкую федеративную автономию. Я провел свои годы в России и здесь получил свое образование, связи с ней не порвал; мы все воспитывались на русских классиках, которых высоко ценим, и, следовательно, у нас одна ориентация — русская. Но разве можно говорить теперь о русской ориентации. Больно сказать, но все-таки факт, что России нет, она разлагается, и процесс разложения идет все дальше. Сейчас, по моему мнению, возможна ориентация бессарабско-молдавская. Мы должны думать только о себе и себе помогать». Заверив, что пребывание румынских войск в крае явление «временное», и что «господином положения в стране» будет Сфатул Цэрий, Чугуряну обещал заняться организацией молдавской армии для поддержания «спокойствия и порядка». В аграрном вопросе он обещал придерживаться Декларации от 2 декабря 1917 г..

Тезис о «разложении России» можно было интерпретировать как обоснование линии на выход Бессарабии из ее состава и объявление «независимости» республики. Заявления же о приверженности Декларации от 2 декабря 1918 г., о «временном» пребывании в Бессарабии румынских войск призваны были накануне губернского съезда успокоить крестьянство, а также противников присоединения Бессарабии к Румынии в самом Сфатул Цэрий.

Вечером 18(30) января 1918 г. в доме Епархиального собрания открылся III Бессарабский губернский съезд Советов крестьянских депутатов. В аграрном крае с преимущественно крестьянским населением это было знаменательным событием. В обстановке боев на территории республики многие делегаты не сумели добраться до Кишинева. Орган Молдавской национальной партии газета «Кувынт Молдовенеск» («Молдавское слово»), директором которой являлся П. Халиппа, признала, что было мало представителей Аккерманского, Измаильского и Хотинского уездов, то есть наиболее отдаленных от Кишинева, население которых было преимущественно немолдавским. Вину газета возвложила на большевиков, захвативших железные дороги, поскольку «румынские войска не везде еще изгнали их». Можно полагать, что одной из причин отсутствия делегатов из этих уездов явилось наличие там сепаратистских настроений и нежелание подчиняться Кишиневу.

Ход съезда различные газеты освещали по-разному, а именно с позиции той партии, органом которой они являлись, выпячивая одни моменты и замалчивая или нелестно отзываясь о других. Сами же протоколы съезда нам обнаружить не удалось.

О первом заседании съезда орган Румчерода газета «Голос революции» писала: «На пост председателя балотировался Ерхан, премьер-министр Молдавской республики, но кандидатура его была громадным большинством отвергнута. Председателем был избран т. Рудьев, чья кандидатура была выставлена Бельцким съездом, протестонием». «Следовательно, — сделал вывод оратор, — те, которые противятся нынешнему политическому положению страны, берут на себя большой грех перед страной и затрудняют ход общественных дел, установлению спокойствия и порядка». Речь Ерхана можно резюмировать, словами: наберитесь терпения, и будет вам и Всемолдавское Учредительное собрание, будет и земля.

Далее «Кувынт Молдовенеск» пересказывал речь своего директора. П.Н.Халиппа приветствовал съезд от имени Молдавской национальной партии. Он сказал, что поставленные партией с самого начала русской революции цели достигнуты: «Бессарабия вырвана из лап Петрограда и объявила себя Молдавской республикой». Бессарабия начала жить собственной жизнью и не должна подчиняться чужой власти. Тем не менее, считал Халипна, нельзя быть спокойным за будущее республики по причине того, что «богатая и красивая» Бессарабия была наводнена дезертирами из русской армии и подвергнута грабежам, насилиям, убийствам, одним словом «анархии». «К сожалению и к нашему стыду, — продолжал оратор, — молдаване и бессарабцы других национальностей не сумели уберечь себя от влияния сеятелей анархии и также виноваты в плохих и анархических деяниях», они «по призыву так называемых большевиков, которые фактически являются теми же солдатами-дезертирами, ворами, жуликами и злоумышленниками, взялись за опустошение своей страны, уничтожая и грабя боярские имения, растаскивая собранный хлеб со складов, без сожаления рубя леса и убивая друг друга, как дикари за добычу». По утверждению Халиппы, перепуганные всем этим люди «готовы отказаться от добытых с таким трудом в революции свобод и отдаться в руки любой власти, которая гарантирует стране спокойствие и порядок». Но, советовал: оратор, «крестьяне не должны смириться с этой мыслью, они должны стоять на страже революции и как можно быстрее начать борьбу с большевизмом и его сестрой — анархией».

Второй день съезда начался с обсуждения политического положения в стране в связи с приходом румынских войск в Бессарабию. «По несчастью, — писала «Кувынт Молдовенеск»,— этот день потерян для плодотворной работы… Нашлись неразумные люди, которые отрицательно отзывались о румынской армии, требуя, чтобы она покинула страну в течение 24 часов». По сообщению газеты «эти слова стали известны верховному командованию румынских войск в Кишиневе, и оно приказало произвести расследование. В зал заседаний съезда был послан румынский офицер с командой вооруженных солдат. Войдя в зал заседания съезда, командир румынских солдат потребовал показать ораторов, которые отрицательно говорили о румынах, но это требование президиум не выполнил». Далее, по сообщению газеты, произошло следующее: председатель съезда Рудьев и товарищ председателя Прахницкий «отправились в румынскую комендатуру, чтобы выяснить, почему вокруг Епархиального дома, где проходит съезд, собираются войска. Эти лица были арестованы под предлогом, что они, как руководители съезда, не остановили выступавших с нелестными словами о румынской армии».

А в это время румынский офицер продолжал расследование в зале заседаний съезда, ссылаясь на якобы полученное командованием письмо, в котором сообщалось об оскорбительных высказываниях на съезде в адрес Румынии и ее войск. «Ему было сказано, — писала «Кувынт Молдовенеск», — что на съезде ни слова не было сказано против румынского народа, которому, как и всякому трудовому народу в том числе, бессарабским крестьянством воздается уважение. Были, правда, произнесены резкие слова в адрес румынской политики, мол, она стремится захватить Бессарабию, но ведь крестьянский съезд происходит в свободной стране, где свобода слова — неотъемлемое право». Повторив известные и неоднократно объявленные официальные версии о целях прихода румынской армии в Бессарабию, румынский офицер еще раз заверил, что Румыния не намерена «обижать крестьянство», и даже произнес здравицу в честь Молдавской республики, молдавского и других народов, проживающих на этой территории, а затем удалился.

«Несмотря на мирное разрешение недоразумения,— продолжала газета, — собрание не успокоилось, и до обеда и вечера обсуждался вопрос о румынской армии в Бессарабии и о ее вмешательстве во внутренние дела страны. Особенно было много разговоров в связи с арестом т. Рудьева и Прахницкого». Редакция сочла нужным подчеркнуть, что шум поднимали лишь «несколько делегатов, тоскующих по русской власти, которым не нравится, что Молдавская республика и молдаване начали что-то значить». Из них одни тяготеют к Украине, другие выступают за большевиков и «желают быть с Россией Ленина». «Нам же, молдаванам, не по пути ни с одними, ни с другими». Газета призывала к обособлению.

По-иному освещен возникший на съезде конфликт с румынским отрядом на страницах газет «Голос революции» и «Известия Одесского Совета рабочих депутатов и представителей армии и флота». Первая назвала речь П. Ерхана, «оправдывавшего ввод румын» в Бессарабию, «иезуитской», и писала, что самого оратора «крестьяне почти не слушали». Содержание речи Ерхана газета не изложила, а о выступлении Халиппы даже не упомянула. Она писала: «Второе заседание ознаменовалось кошмарным инцидентом. После выступления целого ряда ораторов по вопросу об оккупации румынами Бессарабии с яркой речью выступил председатель съезда т. Рудьев, коснувшийся отношения крестьян к румынам. Он сказал приблизительно следующее: «Мы признаем румынский народ, особенно румынское крестьянство, но мы не можем лишить себя права контроля правительства, будь оно русским, румынским или молдавским. Пока нам не будут гарантированы свобода слова, собраний и неприкосновенность личности членов съезда, мы не можем спокойно продолжать наши работы. Единственное средство освободить наш дорогой край — выгнать в 24 часа румын, не жалея жизней своих, вставши как один человек за поруганную румынами свободу нашу, добытую борьбой и кровью братьев наших».

Речь т. Рудьева, — продолжала газета, —- покрытая несмолкаемыми аплодисментами, была румынскими наушниками услужливо доведена до сведения румынских властей. Результатом этого было то, что через полчаса после произнесения т. Рудьевым речи в здание, где происходят занятия съезда, явился румынский майор в сопровождении вооруженного отряда. За ним было внесено 4 пулемета, которые и были расставлены на хорах зала. Майор потребовал выдачи ораторов, позволивших себе нелестно выражаться по адресу румынского правительства. Председательствующий заявил, что он не желает вступать ни в какие переговоры с майором, пока не будут вынесены пулеметы и выведены вооруженные солдаты. После этого майору было предложено снять фуражку, что он и выполнил, не преминув при этом сделать жест презрения. Конечно, крестьяне не могли согласиться выдать ораторов и решили послать к диктатору Бессарабии генералу Броштяну делегацию. В делегации участвовали т.т. Руднев и Прахницкий. О чем говорилось в кабинет-застенке Броштяну, никому неизвестно, так как оба делегата были арестованы. Возмущение съезда, узнавшего об аресте делегации, вылилось в ряд бурных речей, которые, однако, ни к чему не привели, и заседание за поздним временем закрылось».

В этот же день, 19 января, как обычно поздним вечером (в 23 ч.), началось очередное заседание Сфатул Цэрий. На нем был оглашен состав нового Совета генеральных директоров. Он мало чем изменился по сравнению с предыдущим. Как и было предложено Халиппой, директорат народного просвещения возглавил П. Ерхан, генеральным директором военного стал полковник Брэеску (некоторое время эту обязанность выполнял Г. Пынтя). М. Савенко, В. Кристи, Т. Нонку, Н. Боссие-Кодряну, особо ранее настаивавшие на приглашении румынских войск и подавшие 26 декабря 1917 г. заявления об отставке, сохранили свои посты. С приходом во главу Совета- генеральных директоров Д. Чугуряну колебания в проведении прорумынской политики прекратились.

На этом же заседании И. Инкулец сообщил, что на крестьянском съезде «произошли недоразумение и события весьма печальные, в результате которых арестованы депутаты Прахницкий и Рудьев». Затем он предоставил слово Д. Чугуряну, который заявил, что в 3 часа дня ему сообщили о прибытии румынских войск, окруживших Епархиальный дом, где проходило заседание крестьянского съезда. От Кристи, участвовавшего в работе съезда, он узнал, что «на заседании съезда, по имеющимся у румынских офицеров сведениям, произносились оскорбительные для румынской армии и национальных чувств румын речи, почему румынские власти вынуждены были ввести в здание съезда вооруженные силы». Поскольку в этот день были арестованы 2 члена Сфатул Цэрий, делегация в составе И. Пеливана и полковника Брэеску направилась для встречи с Броштяну. Сначала его не застали, но офицер его штаба сказал, что «миссия их, вероятно, окончится безрезультатно и нужно думать, что отдан будет приказ о выселении арестованных депутатов из пределов Молдавской республики».

Удалось, сказано далее в протоколе заседания, встретить и генерала Броштяну, который «решительно заявил, что освободить депутатов он считает невозможным». На замечание, что «личность депутатов неприкосновенна», Броштяну ответил, что «Молдавская республика не имеет конституции, в которой это было бы зафиксировано» и «этот довод для него не ясен», а арест членов Сфатул Цэрий он не считает вмешательством «во внутренние дела республики». Однако поскольку «цель его прибытия сюда— борьба с большевиками, — заявил он, — никто не может ему мешать в этой борьбе». «Вы, — продолжил генерал, — не можете принять никаких мер, ни физических, ни моральных, а раз вы этого сделать не можете, то мы поставлены в необходимость сами это сделать. И где бы это не происходило, мы всегда так будем поступать». «Генерал, — по словам Чугуряну, — указал также на то, что у нас нет власти, что он следит за нашим директорским кризисом и не видит лиц, которые могли бы осуществить всю полноту власти; у нас нет суда, а при таком положении дела он должен защищать честь румынской армии и национальные чувства румын своими силами».

Молдавские руководители смирились с таким положением. На одном из заседаний Сфатул Цэрий, отвечая на вопрос о компетенции румынских войск, В. Кристи заявил: «По взаимному соглашению нашего правительства и румынских властей точно разграничены сфера деятельности и компетенция последних. Румынские войска в состоянии войны с большевиками, и те лица, которые поддерживали связь с ними, считаются врагами румын. В отношении этих лиц румынские власти будут применять свои собственные законы военного времени».

На крестьянском съезде, закончившем свою работу 22 января 1918 г., румынские каратели не ограничились арестом только Рудьева и Прахницкого. Были задержаны и увезены И. Панцырь, Т. Которос и П.Чумаченко. Об этом «Кувынт Молдовенеск» умолчала. Не приводила газета и фамилий делегатов съезда и текста их речей, в которых содержались нелестные слова в адрес румынской армии. В корреспонденции газеты о третьем и четвертом днях работы съезда сказано, что они были посвящены «разъяснению некоторых вопросов относительно Сфатул Цэрий и выборам депутатов от крестьян для этого заведения». «Разъяснения» делегатам съезда давал в своей речи И. Инкулец. Он сказал, что «Сфатул Цэрий был и остается единственным органом, гарантирующим права и свободы, завоеванные революцией» и «плохо делают те…, которые выступают против Сфатул Цэрий, заявляя, что он хочет поработить страну и продать ее Румынии, что хочет обмануть крестьян в земельном вопросе и многое другое». И. Инкулец заявил, что это клевета, которая исходит от бояр и врагов страны, что Сфатул Цэрий хочет отнять землю у помещиков и передать ее трудовому крестьянству, а также обеспечить спокойствие в стране. Он отверг утверждение о том, что в Сфатул Цэрий заседают помещики и капиталисты. Лишь некоторые земства, города и «малые нации», заявил Инкулец, направили таковых, но их мало и они «не могут повредить делу». Инкулец повторил версии о целях прихода румынских войск, в очередной раз подчеркнув, что они были приглашены только для того, чтобы «положить конец оскорблениям и злостным делам со стороны большевиков и воров, поставивших себе цель разрушить страну». Он призвал крестьян поддержать Сфатул Цэрий, что съезд и сделал.

В атмосфере страха, созданной арестом президиума съезда, состоялись выборы делегатов от крестьян в состав Сфатул Цэрий. Среди них оказались сам Инкулец, Халиппа, Ерхан и даже помещик В. Кристи, имение которого осенью 1917 г. подверглось разгрому со стороны крестьян. В списке из 36 делегатов в состав Краевого Совета не нашлось места для тех, кто был избран в состав президиума съезда и до того уже был членом Сфатул Цэрий, защищая интересы крестьян. Вскоре стало известно, что молдаване В.Рудьев, В. Прахницкий, Т. Которос, И. Панцирь и украинец П. Чумаченко были расстреляны румынской военщиной. Ею же были уничтожены известные своими выступлениями против румынской интервенции в прошлом член Сфатул Цэрий меньшевичка Н. Гринфельд и редактор «Свободной Бессарабии» народный социалист Н. Г. Ковсан. Никто из перечисленных не только не принадлежал к большевикам, но порою даже резко выступал против них и не признавал правительства, возглавляемого В. И. Лениным. Под видом борьбы с большевиками фактически подвергались репрессиям люди, которые ничего общего с большевизмом не имели. Их единственная «вина» заключалась в том, что они были против румынской интервенции, выступали за самостоятельную и независимую Молдавскую республику и защищали завоевания революции, в первую очередь в земельном вопросе.

В одном из документов земских кругов Бессарабии вина за уничтожение В.Прахницкого, В. Рудьева, Н. Панцыря, Т, Котороса, П. Чумаченко была возложена на «авантюристические элементы, стоявшие в главе Сфатул Цэрий». «Они сразу сбросили с себя личину революционности и поспешили отделаться от тех соратников, которые не догадались, не захотели или не смогли проделать столь быстро такую же эволюцию», то есть стать на сторону интервентов. «Эти элементы, — говорилось в этом документе, — подтолкнули командный состав румынской армии на расстрел своих бывших сотоварищей… Таким путем они свели счеты с теми, кто пытался раскрыть их предательство…».

На заседании Сфатул Цэрий В. Кристи с удовлетворением отметил: «Там, где имеются румынские войска, в тех уездах царит порядок», если же там возникали беспорядки, румынские власти «по заявлению некоторых лиц» посылали на усмирение «свои отряды», «в уездах же, где этих войск нет, по-прежнему процветает анархия».

В дни работы губернского крестьянского съезда состоялся первый съезд крестьян Казанештской волости. Обсудив вопрос «о вторжении румынских войск», съезд высказал свое нежелание «подчиняться ихней власти».

В Бендерах собрались делегаты III Бессарабского губернского крестьянского съезда, не попавшие на него по причине оккупации Кишинева войсками Румынии. Совещание, на котором присутствовало «небольшое количество делегатов», единогласно приняло решение не ехать в Кишинев, связь с которым была прервана. Узнав из газеты «Свободная Бессарабия» от 14 января 1918 г., что «в Кишиневе и во всех населенных пунктах, занятых румынами, введена смертная казнь, арестовывают политических и предают полевому суду, обезоруживают население…, арестован Комитет Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и что румыны были приняты в Кишиневе с музыкой делегацией, посланной Сфатул Цэрий самочинно, без ведома трудового народа», делегаты вынесли Краевому Совету «резкое порицание». Собрание постановило, что «вся власть должна принадлежать Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов».

Тем временем стычки, а кое-где и настоящие бои происходили на всех направлениях наступления румынских войск и гайдамацких отрядов — Бельцком, Бендерском, Аккерманском. Во второй половине января наиболее упорные бои развернулись на подступах к городам Бельцы и Бендеры. После отъезда, по решению Бельцкого уездного крестьянского съезда, Л. Палади в Петроград для получения помощи в защите Бессарабии и отправки В.Рудьева в Кишинев для участия в III губернском крестьянском съезде основную тяжесть обороны гор. Бельцы и уезда против румынских войск взял на себя А. В, Попа.

Желая узнать из первых рук о положении в столице Молдавской республики, А. Попа обратился по прямому проводу к исполняющему обязанности военного директора Совета генеральных директоров Г. Пынте со следующими вопросами: «Каково положение в данный момент и в чьих руках власть? Объясните положение с Румынией, существует ли Сфатул Цэрий?» Не ожидая ответа, Попа сообщил, что в Бельцах «крестьянский большевистский Совет не признает власти Сфатул Цэрий», а признает власть Народных Комиссаров, что Совет послал делегатов в. Петроград с просьбой о помощи, а также эмиссаров в другие уезды Бессарабии для агитации, доложил о том, что им уже сформированы батальон пехоты, 2 эскадрона кавалерии, отдельная пулеметная рота, автомобильная рота, но он испытывает финансовые трудности по содержанию войск и недостаток в офицерских кадрах. Интересовался Попа и тем, насколько верны сведения об отзыве его в Кишинев, и чем это объяснялось.

В своем ответе Пынтя оценил общее положение, как «удовлетворительное», повторил известные доводы прихода румынских войск в Бессарабию (избавление края от большевиков, охрана складов, поддержание порядка, в Молдавской республике), поблагодарил Попу «за формирование молдавских частей», жаловался, что «работа страшно тяжелая, солдаты держат себя вызывающе, сами губят свою свободу… настроение среди молдавских частей в Кишиневе приподнятое, они тоже недовольны приходом румынских войск», которые ввели смертную казнь и «навели образцовый порядок».

Прекрасно зная Попу как сторонника автономной Молдавской республики и противника интервенции. Пынтя пытался выдать себя за его единомышленника. Коснувшись «кризиса кабинета» в связи с заменой Ерхана на Чугуряну, Пынтя заявил: «Я подаю в отставку. Новый кабинет состоит из лиц, с которыми, как тебе известно, я работать не смогу… Я был утвержден в должности директора вместо Кожухаря. Но в тот момент, когда решается политическая судьба в Молдавской республике, в тот момент, когда нужно каждый шаг делать с большой осторожностью, когда провокация идет усиленным темпом справа и слева, я, как честный работник, политически убежденный, что республиканской Бессарабии по пути только с Россией, считаю преступным оставаться на посту со всеми теми, которые, как тебе известно, ведут определенную политику. Не желая быть записанным на страницах будущей истории, как изменник простому темному люду, я с глубоким прискорбием и болью в душе оставляю пост генерального директора, думая при этом, что моя работа будет несравненно плодотворнее в качестве депутата Сфатул Цэрий, чем директора, ибо на должности своей я настолько занят, что выступать в парламенте не имею никакой возможности. Говорю одно, что Бессарабию буду защищать самостоятельной республикой с Россией, если бы даже пришлось голову положить… Если замечу поведение, говорящее о направлении взоров за Прут, то моментально дам знать, организуем части и призовем всех могущих нести оружие. Думаю скоро призвать на военную службу по уездам до 16 лет для защиты родного края. Если не согласятся, если не поймут серьезности момента, тогда я, как первый организатор, как создатель существующего, покидаю Бессарабию и совершенно уезжаю… В такой тяжелый момент, когда решается судьба нашего обиженного, обездоленного, оскорбленного крестьянина, прошу вас стать на твердую и решительную позицию. Помните, что если мы, вышедшие из народа, не будем защищать его интересы, будем прокляты навсегда».

Еще поинтересовался А. Попа тем, какой политики придерживается Центральный комитет Молдавского Совета солдатских и офицерских депутатов, одним из организаторов и руководителей которого был Г. Пынтя и в работе которого участвовал А. Попа. Как отмечалось, 23 декабря 1917 г. Центральный комитет и комитеты ряда молдавских воинских частей опубликовали призыв к гражданам России и Украины о помощи в борьбе против интервентов. В нем были такие слова: «Бессарабия не желает никаких отделений от России, не признает никакой румынизации или украинизации…» На вопрос Попы Г. Пынтя ответил: «Румыны против всяких комитетов», дав понять, что эта организация, также как Советы и другие революционные комитеты ликвидирована. На прощание, убежденный, по-видимому, в том, что Пынтя является верным защитником самостоятельности Молдавской республики, Попа заявил: «В случае чего-нибудь рассчитывайте на меня, я смогу прибыть организованным в Кишинев».

Г. Пынте не пришлось «защищать самостоятельность республики», класть «за нее голову», «покидать Бессарабию», не призывал он и к борьбе против тех, кто обращал свои «взоры за Прут».

Спустя 15 лет, в 1931 г., Г. Пынтя выпустил в свет небольшую книжку под названием «Роль молдавских военных организаций в акте объединения Бессарабии». В ней он всячески стремился выпятить и свой личный вклад в осуществление присоединения этого края к Румынии в 1918 г. Возникает естественный вопрос: когда Пынтя был искренним? Можно предположить, что запись беседы с Попой была нужна ему как доказательство его приверженности политике сохранения Молдавской республики на правах автономии в составе Российской демократической федерации на случай провала интервенции. Сам он писал об этом в своей работе: «Было бы несправедливо не отметить в этом труде того, что касается меня лично. Будучи с самого начала активным борцом за самые радикальные национальные и социальные требования, я не был душевно достаточно подготовленным к объединению с Румынией в той мере, возможно, в какой мечтали другие наши борцы. Психологическое объяснение таково. Молдавский народ в Бессарабии находился под русским гнетом как культурным, так и социальным. Революция, разорвав цепи царизма, открыла всем национальностям России свободный путь к осуществлению их национальных и социальных требований. Как и все другие нации, мы, молдаване, увидели реализацию наших идеалов: школу, церковь, молдавский язык, местную автономию и в тоже время всю землю в руках народа — идеал, во имя которого боролись и отдали жизнь столько мечтателей. Руководствуясь исключительно этими благородными чувствами, я часто задавал себе вопрос: а не преждевременно ли объединение с еще царившим тогда в Румынии аграрным режимом, не совершаем ли мы грех перед нашим народом, возлагавшим надежды на нас и ставшим сегодня, спустя сто лет рабства и прислужничества, хозяином земли предков?». Автор этих строк не уточнил, когда именно преодолел он этот психологический барьер и стал сторонником объединения.

Тем временем румынские войска, враждебно встречаемые крестьянами многих сел, продолжали продвижение вглубь Бессарабии. Командир 1-й кавалерийской дивизии генерал М. Скина в своих воспоминаниях об этом походе признавал, что жители с. Обрежа Бельцкого уезда, где он случайно оказался, «выражали ненависть к нам. Они кричали, что мы пришли восстановить помещиков в их правах и подчинить крестьян нашим земельным порядкам, при которых крестьянин обязан бесплатно работать на бояр по 5 дней в неделю, а ему лишь 1 день разрешается работать на себя…». И такие настроения царили во многих населенных пунктах Бессарабии, жители которых с оружием в руках сопротивлялись интервентам. Но устоять перед регулярными, лучше вооруженными войсками они не могли. 19 января революционные войска оставили г. Килию на Дунае. Упорные бои развернулись за город Бендеры. Вместе с жителями города и окрестных сел сражались революционные части 5-го и 6-го Заамурских полков, По инициативе рабочих железнодорожных мастерских был создан штаб обороны города во главе с известным в городе революционером Г.И.Борисовым (Старым). Дважды город переходил из рук в руки, и лишь 25 января (7 февраля) после ожесточенного боя румынским войскам удалось захватить Бендеры. Начались аресты и расправы с защитниками города. «Репрессии были действительно чудовищными», — признал в своих мемуарах Н. Йорга.

23 января румынскими войсками был занят г. Бельцы. И здесь производились аресты и расправы с наиболее активными противниками румынской интервенции. Упомянутый генерал Скина издал приказ, в котором под угрозой расстрела все жители должны были в течение десяти часов «сдать добровольно все огнестрельное и холодное оружие», запрещались выезды из населенного пункта «без пропуска военных властей», вменялось в обязанность населения «указывать румынским властям всех жителей— большевиков, а также лиц, подстрекающих к бунту».

Под охраной штыков румынской военщины и в сговоре с ясским правительством верхушка Сфатул Цэрий усиленно готовилась к присоединению Бессарабии к королевской Румынии.

И. Левит, книга Молдавская республика (ноябрь 1917 — ноябрь 1918)

/продолжение следует/