МОЛДАВСКАЯ РЕСПУБЛИКА (НОЯБРЬ 1917 — НОЯБРЬ 1918)

10. РЕАКЦИЯ НА АКТ 27 МАРТА (9 АПРЕЛЯ) 1918 Г. В БЕССАРАБИИ И ЗА РУБЕЖОМ

30 марта (12 апреля) в Яссах состоялись торжества по случаю решения Сфатул Цэрий об объединении Бессарабии с Румынией. Румынским правящим кругам удалось представить в глазах общественности страны этот акт как волеизъявление населения Бессарабии. От различных румынских государственных учреждений, университетских кругов и общественных организаций в адрес Сфатул Цэрий направлялись поздравительные телеграммы. На торжества в Яссах были приглашены И.Инкулец и П.Халиппа — председатель и заместитель председателя Краевого Совета, члены бывшего Совета министров Молдавской республики и другие сторонники объединения от Бессарабии. И. Инкулец «в качестве представителя запрутского румынского народа», доложив королю о решении Сфатул Цэрий, сказал, что мысль о присоединении «бессарабского народа к матери-родине» вынашивалась «давно». Бывший эсер Инкулец назвал Фердинанда «крестьянским королем» на том основании, что тот (напуганный ростом революционного движения в деревне — И.Л.) отдал часть своих земель в аренду крестьянским обществам. Не обошлось и без наград. Самую высокую получил К. Стере. В торжествах участвовала верхушка либеральной партии во главе с И. Брэтиану. Таке Ионеску и его сторонники, публично выступавшие за верность Антанте, не были приглашены. Вероятно, Маргиломан не желал вызывать недовольство немцев.

Румынский премьер уверял королеву Марию — английскую принцессу по происхождению, ярую сторонницу Антанты, что немцы облегчили «акцию в Бессарабии, которую с трудом можно было бы предпринять без них». Сам же он не был уверен в том, что Румынии перепадет вся Бессарабия. На состоявшейся 2(15) апреля встрече с фельдмаршалом Макензеном Маргиломан поднял вопрос о притязаниях Австро-Венгрии на Хотинский уезд. Немецкий командующий посоветовал, по словам Маргиломана, отдавать «что-либо только при условии, что они (австрийцы — И.Л.) вернут что-то из принадлежавшего Румынии».

Оформив объединение, руководители Сфатул Цэрий поторопились, в соответствии с Декларацией от 27 марта /9 апреля) 1918 г. делегировать И.Инкульца и Д. Чугуряну в состав правительства Маргиломана. Вчерашние противники русской монархии присягнули румынскому королю. Вместо И.Инкульца председателем Краевого Совета стал К. Стере. В речи по поводу своего избрания он напомнив о своих революционных заслугах, обещал «употребить все силы для создания в Бессарабии новой жизни в общих для всей Румынии рамках». Стере объявил, что «в одном государстве не может быть двух военных министерств», а также двух министерств иностранных дел, «ибо у нас теперь с Румынией должны быть общие интересы».

9(22) апреля румынское официальное издание «Мониторул офичиал» объявило, что король утвердил своей подписью и печатью «акт объединения», что И. Инкулец и Д. Чугуряну назначены министрами без портфелей и создан «Совет директоров для временного провинциального администрирования в Бессарабии». Главой Совета стал П. Казаку, а генеральным директором внутренних дел И. Костин. Они оба прожили долгое время в Румынии и пользовались большим доверием у новых правителей. Бывшие активные деятели Совета генеральных директоров, такие как П. Ерхан, В. Кристи и другие, не вошли в состав нового кабинета.

На всех торжествах, в официальных документах, исходивших от румынского правительства и Сфатул Цэрий, в румынской прессе и печатных органах Краевого Совета Молдавской национальной партии и других документах акт 27 марта (9 апреля) 1918 г. представлялся как выражение «волеизъявления» всего народа края. Это, по замыслу устроителей митингов и молебнов, должно было, помимо всего прочего, развеять широко распространившееся, в том числе и за рубежом, мнение о том, что присоединение Бессарабии было сделкой между правящими кругами Румынии и Центральных держав.

Решение Сфатул Цэрий от 27 марта (9 апреля) 1918 г., как в свое время и приход румынских войск, было воспринято населением Бессарабии неоднозначно. Довольны были имущие классы, организаторы объединения, примыкавшие к ним круги военнослужащих, чиновничества, молдавской национальной интеллигенции, студенчества. Помещикам объединение открывало возможность восстановить свою собственность и положение в обществе. С объединением смирились даже те крупные землевладельцы и капиталисты, которые мечтали о восстановлении власти царя, были связаны со всероссийским рынком и являлись сторонниками «единой неделимой России».

Что касается отношения помещичьих кругов Бессарабии к акту объединения, то здесь любопытны рассуждения упоминавшегося уже М. Скины. Укоряя бессарабских помещиков, часть которых, по мнению румынского генерала, была настроена прорумынски, за отказ участвовать в работе Сфатул Цэрий, Скина писал, что он пытался «незаметно и по-дружески» убедить некоторых из них в том, что «с точки зрения как национальных, так и их классовых интересов им следует отказаться от пассивной позиции, занятой по отношению к Сфатул Цэрий в Кишиневе, на который выпала миссия завершить революцию и расчистить путь к объединению». При всем пренебрежении к Сфатул Цэрий, заключал Скина, группа этой категории помещиков, «пострадавших от революции», для которых «присутствие румынской армии явилось залогом устранения грозившей опасности, с симпатией воспринимала эвентуальность присоединения». Румынский генерал отмечал, что и те молдавские помещики, которые занимали высокие посты при царизме или были связаны родственными узами с русской знатью и в силу этого «отдалились и были отчуждены от представителей древних родов земли молдавской», теперь в силу обстоятельств, сложившихся в России, volens nolens вынуждены были «подавить в себе» прорусские чувства и «втихомолку примириться, возможно, с сожалением, с новой ситуацией». И хотя писал далее Скина, они по-прежнему мечтали о реставрации царизма, но «проявляли тактичность и внешне не выдавали своих истинных чувств. Они не могли не оценить безопасности, которую обеспечила им наша оккупация, и реальные выгоды, которыми они пользовались, и вынуждены были скорее забыть мерещившиеся им приятные перспективы».

Примерно также отреагировали на акт 27 марта (9 апреля) собственники фабрик и заводов, торговых предприятий. С установлением румынской администрации они могли не считаться с завоеваниями рабочего класса в ходе русских революций и не опасаться, что будет претворяться в жизнь та часть Декларации Сфатул Цэрий, которая касалась повышения заработной платы рабочим и служащим, введения 8-часового рабочего дня, контроля над фабриками и доходами, права на забастовки, свободы слова, печати и т.д. Выступая 2(15) мая в Сфатул Цэрий, представитель профсоюзов И.Криворукое говорил: «В городе наблюдается огромный штат безработных во всех отраслях труда… румынские власти не разрешают рабочие собрания, на которых они могли бы посоветоваться о своих нуждах». «Во многих местах происходит недобросовестная эксплуатация труда женщин и детей», которых, отмечал он, заставляют работать в праздники, а «фабричная инспекция не принимает предупредительных мер, поощряя тем самым алчность промышленников, принуждающих рабочих к 14-часовому рабочему дню…»11. Все это вызвало отрицательное отношение рабочего класса к румынской администрации, с установлением которой он связывал реставрацию старых порядков.

Несогласие с решением Сфатул Цэрий выражали и крестьяне многих сел. В рапорте генерала Рышкану командованию 6-го армейского корпуса, приводился, в частности, такой факт, имевший место в с. Мерены Кишиневского… уезда. «8 апреля капитан 2-го гусарского полка Мисир отправился на беседу с селянами… В сельском-управлении он застал г-на Давида, учителя г. Крайова (Румыния — И.Л.), делегата Генерального штаба, прибывшего для разъяснения и общения с населением, объяснения ему акта присоединения». Но в самом начале Давид «был прерван возгласами: «Нам не нужно присоединения, Сфатул Цэрий нас продал, не нуждаемся в румынском ярме и т.д.». Далее в рапорте отмечалось, что крестьяне успокоились лишь тогда, когда капитан Мисир обещал передать мнение крестьян «высшим чинам». Сделав вывод, что настроение «населения с. Мерены противоречит нашим интересам», генерал Рышкану требовал принятия энергичных мер.

Когда в Олонештах местные власти собрались отпраздновать объединение, население демонстративно покинуло сельскую площадь. Отказались участвовать в таких мероприятиях и жители села Пуркары. В селе Гринауцы Со-рокского уезда на сходе было принято решение: «Всюду выступать против насильственного присоединения Бессарабии к монархической Румынии». Жители посада Турлаки в единогласно принятом постановлении объявили решение Сфатул Цэрий от 27 марта (9 апреля) «провокаторским, ибо действовал он не по полномочию народа…» Начальник Кишиневской уездной милиции Копша распоряжением от 31 марта (13 апреля) 1918 г. потребовал от участковых начальников указать населенные пункты, где имеются «вредные элементы», «возбуждающие сомнения» среди населения.

Бывший начальник 5-го участка Кишиневской уездной милиции С.И.Лебедев в письме на имя бывшего бессарабского губернского предводителя дворянства А. Н. Круленского сообщал о случае, имевшем место 1(14) апреля 1918 г. в с. Будешты: «На состоявшемся здесь молебствии по случаю «воссоединения Бессарабии с Румынией» при всем народе (на открытом воздухе) в присутствии прибывших представителей румынских властей, гостей, духовенства после речей о желательности и пользе воссоединения под властью высокого покровителя — короля румынского из среды крестьян выступил… некий Дану и, обращаясь к присутствующим, громогласно заявил, что никакого воссоединения Бессарабии с Румынией они не желают и никакого короля… им не надобно…».

О глубоком недовольстве населения края актом 27 марта (9 апреля) 1918 г. свидетельствуют и документы румынских полицейских органов. Так, в рапорте румынской районной полиции в г. Бельцы от 30 апреля 1918 г. говорилось: «Народные массы сегодня неспокойны и явно недружелюбны. Ни в городах, ни в селах до сего времени не отмечается энтузиазма в связи с положением Бессарабии, нигде не встречаешься с искренними проявлениями любви и братства (к румынским властям —- И.Л.)». «Даже молдавско-румынский (так в тексте — И.Л.) элемент,— говорилось в другом рапорте, — враждебен румынской администрации, бросает вызов даже румынскому духовенству… Священники, упоминающие в церкви имя короля, подвергаются угрозам».

В румынскую сигуранцу (охранку) поступали тревожные сигналы. В одном из донесений агентов отмечалось, что крестьяне требуют от членов Сфатул Цэрий ответа на вопрос: «Почему они голосовали за объединение?»: «В стране (имелась в виду Бессарабия — И.Л.), — говорилось в этом документе, — большое недовольство, и крестьянство негодует». На заседании Краевого Совета 2 мая 1918 г. П. Ерхан признал: «…Среди крестьян мы видим немой укор нам». «По этой причине, — докладывала сигуранца, — депутаты Сфатул Цэрий, голосовавшие за объединение, сожалеют о содеянном и задают себе вопрос: как они могли это сделать…?». Возможно, были и такие члены Сфатул Цэрий. В любом случае, встречи членов Сфатул Цэрий с народом доставляли им мало радости. Вернувшись из агитационной поездки по селам Оргеевского, Бельцкого и Сорокского уездов, члены Краевого Совета Туркуман и Вранчан рассказали, что крестьяне приговорили их как предателей к смертной казни и только чудом им удалось избежать кары.

Недолго пробыв на посту председателя Сфатул Цэрий, К. Стере на заседании 6(19) апреля с огорчением констатировал: «Бессарабия держится только благодаря румынской армии, которая спасла нас от большевиков и теперь охраняет нас».

Французский официоз «Тан» сообщал, что «в Бессарабии царит возбуждение, вызванное объединением с Румынией», что оспаривается право Сфатул Цэрий «на урегулирование этого вопроса». В газете говорилось, что «северная Бессарабия также против ее присоединения и к Украине», что «начинается движение за образование независимой Бессарабии или за присоединение ее к федеративной России», что «во многих местах среди крестьян вспыхивают волнения».

Солдаты молдаване с нескрываемым недовольством встретили сообщение о том, что в связи с ликвидацией молдавской армии их переведут в румынскую. Оргеевский центр контрразведки сообщал, что «среди солдат молдаван 2-го Бессарабского полка в Оргееве много толков о присоединении Бессарабии к Румынии», что «им не по душе это присоединение», они «не хотят служить в румынской армии под руководством румынских офицеров», «думают о восстании», «враждебно настроены по отношению к нам» (румынским властям — И.Л.). Такие же настроения царили и среди солдат дислоцированного в Кишиневе Молдавского кавалерийского полка, решивших «не присягать на верность его величеству королю Румынии Фердинанду I». В г. Сороки к местному воинскому начальнику были вызваны уволенные в запас солдаты русской армии из местного населения (преимущественно молдаване) с целью обмена солдатских книжек и увольнительных билетов на соответствующие румынские документы. Все они дружно отказались состоять в резерве королевской армии.

Высокопоставленный чиновник румынской администрации, ведавший вопросами образования, с тревогой констатировал: «Жители Бессарабии проводят грань между молдаванами и румынами. Жителей Мунтении и Олтении называют румынами и считают их чужеземцами и покорителями».

Как и следовало ожидать резко отреагировали на акт 27 марта (9 апреля) 1918г.  Советы. Действуя в условиях подполья в связи с захватом города немецкими и австрийскими войсками, Одесский исполнительный комитет Совета рабочих депутатов и исполком Совета крестьянских депутатов, обсудив вопрос о присоединении Бессарабии к Румынии, в совместной резолюции призвали «пролетариат и крестьянство горячо протестовать против нового преступления королевского румынского правительства и продолжать свою энергичную борьбу со всякими попытками международных империалистов использовать в своих захватных целях нынешнее трагическое положение российской революции».

С заявлением по поводу решения Сфатул Цэрйй от апреля) 1918 г. выступил уполномоченный СНК РСФСР по русско-румынским делам X. Г. Раковский. Напомнив содержание советско-румынского соглашения от 5-9 марта 1918 г., согласно которому правительство Авереску обязалось очистить Бессарабию в течение двух месяцев он заявил, что решение от 27 марта относительно Бессарабии есть ничто иное как сделка между румынской олигархией и австро-германскими империалистами, отнявшими у Румынии Добруджу, что «голосование представителен Бессарабии, на которое ссылается Маргиломай является комедией, подстроенной для прикрытия акта насилия, над бессарабскими рабочими и крестьянами.

С протестом против решения Сфатул Цэрий от 27 марта (9 апреля) выступил СНК РСФСР. В предварительно согласованной с В. И. Лениным ноте Советского правительства от 18 апреля за подписью Г. В. Чичерина отмечалось, что акт 9 апреля является не только «вызовом Российской Федеративной Советской Социалистической Республике», вопиющим нарушением только что подписанного советско-румынского соглашения об очищении Бессарабии от румынских войск, но и «насилием над бессарабским населением, единогласно и открыто выразившим свой протест против румынской оккупации». Г. В Чичерин ссылался, в частности, на требование III Бессарабского губернского крестьянского съезда, заседавшего в январе 1918 г. в оккупированном Кишиневе, о выводе интервенционистских войск. В ноте подчеркивалось, что упомянутое голосование в Сфатул Цэрий было лишено какой бы то ни было международно-правовой силы. В ней отмечалось, что «насильственное присоединение к Румынии не уничтожает единства и солидарности трудовых масс Бессарабии и России».

Предпринять военные акции против Румынии советская Россия, находившаяся в тот период в тяжелом положении, не могла. Украина была оккупирована австро-германскими войсками. 9 марта в Мурманске высадились английские войска, 5 апреля во Владивостоке — японские войска и отряды английских войск. В конце мая 1918 г. на Средней Волге и в Сибири начался мятеж чехословацкого корпуса.

Румынское правительство, естественно, официально не откликнулось на советскую ноту. Во Франции с комментариями по поводу ноты Г.В.Чичерина выступил румынский сенатор Драгическу. Он заявил, что Чичерин не имел права протестовать против присоединения по той причине, что Украина объявила себя независимой и лишила Россию общей границы с Бессарабией, а «между молдавскими рабочими Бессарабии и рабочими массами России нет никакой братской солидарности, поскольку они не говорят на одном языке и не испытывают одинаковых чувств». Сфатул Цэрий, на решение которого ссылалось румынское правительство для обоснования законности присоединения Бессарабии, сенатор назвал «ассамблеей крестьян Молдавской республики», противников же румынской оккупации — расстрелянных членов Краевого Совета В. Прахницкого и В. Рудьева — объявил «болгаро-украинскими агентами».

В самой России противники большевиков всю ответственность за разрыв с Румынией возложили на советское правительство. Московская буржуазная газета «Новое слово» писала: «Если бы не было Октябрьской революции, мы сохранили бы и драгоценную дружбу Румынии, сохранили бы и Бессарабию». А меньшевики и правые эсеры на IV съезде Советов потребовали «немедленно назначить следственную комиссию для строжайшего исследования» деятельности Верховной автономной коллегии по русско-румынским делам, которая представляла РСФСР в переговорах с Румынией. Коллегии вменялось в вину то, что.она «пренебрегала интересами России и революции в угоду авантюристической политике насаждения русскими штыками советской власти в Румынии». Издаваемая М. Горьким газета «Новая жизнь» обвинила Советское правительство в том, что оно, распорядившись об аресте румынского посланника в Петрограде Диаманди, тем самым «привело… к военным столковениям с бывшей союзницей».

Реакция советской стороны на эти обвинения была незамедлительной. С опровержением выступил X. Раковский. В статье «К русско-румынскому конфликту», опубликованной в «Известиях ЦИК», он утверждал, что советско-румынский конфликт фактически начался в конце ноября — начале декабря 1917 г., то есть до ареста Диаманди. Уже тогда румынская олигархия приступила к расправам над революционными русскими солдатами и большевистскими организациями Румфронта, оказалась причастной к убийству С. Рошаля, предприняла попытку интервенции в районе Леово. «С того момента,— писал он, — когда русский пролетарий заявил, что он желает мира без контрибуции и аннексий, между революционной Россией и реакционной Румынией открылась непроходимая пропасть». Прослеживая развитие русско-румынских отношений в годы первой мировой войны, X. Раковский пришел к выводу, что «Румыния оставалась союзницей России только до тех пор, пока во главе ее (России — И.Л.) правительства находились люди, готовые изменить революции», что, «чем больше теряла румынская олигархия надежды на завоевание Трансильвании, тем больше она обращала свои взоры на Бессарабию», планы аннексии которой вынашивала давно и осуществила «при содействии союзников и Сфатул Цэрий».

Акт 27 марта (9 апреля) 1918 г. вызвал трения между королевской Румынией и Центральной Радой, до того сотрудничавших в борьбе с большевиками на Румынском фронте и в Бессарабии. Киевский корреспондент французской газеты «Тан» в номере от 17 апреля (н. ст.) сообщил, что решение Сфатул Цэрий о присоединении Бессарабии к Румынии вызвало «возмущение во всех кругах». Было созвано специальное заседание Центральной Рады, на котором «все руководители фракций» протестовали против действий правительства Румынии и утверждали, что «это объединение не отвечает интересам не только украинцев, немцев и болгар Бессарабии, но и интересам (остального — И.Л.) населения Молдавии». Прибывший в Одессу товарищ министра внутренних дел Рады О. М. Карпинский заявил, что вопрос о присоединении Хотинского, Измаильскоро, и Аккерманского уездов к Украине будет решен дипломатическим путем между правительствами УНР и Румынии, а пока Рада высылает туда своих комиссаров «для защиты прав украинского населения»31. В занятые румынскими войсками южные уезды Бессарабии украинские комиссары, естественно, не были допущены, зато в северных районах края, оккупированных австро-германскими войсками, они развернули активную деятельность.

Используя недовольство народных масс оккупацией Бессарабии королевской Румынией, сторонники Украинской. Рады организовали в первой половине апреля митинги, собрания, сельские сходы, на которых выносились резолюции протеста против этого акта и выдвигалось требование о присоединении края к Украинской народной республике. Такие решения принимались во многих населенных пунктах Кельменецкой, Динкоуцкой, Новоселицкой, Клишкевской, Липканской волостей Хотинского уезда. Следует отметить, что вопреки решению Центральной Рады о выходе Украины из состава России в ряде сельских резолюций выдвигалось требование об «единении с Великороссией». Так, общее собрание бырновского сельского общества Кельменецкой волости, подчеркивая в резолюции, что королевская Румыния «старается отнять кровью завоеванную нами свободу и насадить нам свой столь ненавистный деспото-монархический строй…», и выражая желание присоединиться к Украине, отмечало, что последняя «всеми мерами должна стремиться к тесной связи с Великороссией…». Жители с. Медвежа той же волости, направляя своих делегатов на волостной крестьянский съезд, намеченный на 7 апреля в м. Жванец, наказывали им «от имени всех» «выразить пожелание о присоединении нас к Украине, которая всеми мерами должна стремиться к тесной связи с Великороссией, дабы этим укрепить мощную во всех отношениях великую Российскую федеративную республику на благо всего гражданского ее населения…». В резолюциях и наказах сельских и городских сходов выдвигались требования о передаче всей земли, ее недр, фабрик и заводов, лесов и водоемов в народную собственность. Часть трудового украинского населения Хотинского уезда, находясь под влиянием лозунгов Центральной Рады, полагала, что в рамках УНР, тесно связанной с Россией, она осуществит свои социальные чаяния.

В начале апреля Рада направила в Яссы в качестве своего представителя некого М. Гологана. А. Маргиломан объявил эмиссару из Киева, что его «принимают с радостью как официального представителя», аккредитованного при правительстве, а не при короле Румынии. Это не обеспечивало ему статус официального представителя. Гологан добивался передачи УНР части военных материалов русской армии, оставшихся на территории Румынии. В беседе был затронут и вопрос о границах. Румынский премьер обещал, что в Бессарабии к украинскому населению будет такое же отношение, как и к представителям других национальностей, но отверг притязания на какую-либо часть края. Маргиломан пригрозил, что если УНР будет выдвигать территориальные требования в отношении Бессарабии, то Румыния на основе «принципа национальностей» может выставить претензии на Подолию, где, по его словам, проживало «несколько сот тысяч румын». Гологан вручил румынскому премьеру две ноты своего правительства.

Относительно Бессарабии в ноте Центральной Рады говорилось, что с этнографической, экономической и политической точек зрения, любые изменения бывшей русско-румынской границы в особенности на севере области, где проживают в основном украинцы, и на юге Бессарабии, где они «превалируют», нанесет «тяжелый урон политическим интересам» УНР. А посему Рада считала «необходимым провести дискуссию по этому вопросу с участием представителей Украины». Издававшаяся в Париже группой румынских политических эмигрантов газета «Ля Румани» утверждала, что украинская нота была инспирирована Австрией. Однако диалог с Радой не состоялся: После завершения оккупации Украины и подписания грабительских договоров австро-германские оккупанты перестали нуждаться в Раде, и 15(28) апреля она была разогнана отрядом немецких солдат. На следующий день с благословления германского императора V съезд украинских «хлеборобов» в лице помещиков и зажиточных крестьян «избрал» гетманом Украины помещика, бывшего царского генерала П.Скоропадского. Сформированное гетманом правительство возглавил крупный землевладелец бывший октябрист Ф. Лизогуб. При поддержке оккупантов форсировалась реставрация дореволюционных порядков на Украине. На ее территории стали сосредотачиваться российские монархические силы.

Присоединение Бессарабии к Румынии, осуществленное германофильским правительством Маргиломана с одобрения Берлина и Вены, поставило правительства стран Антанты и США в затруднительное положение. Ранее они подталкивали правящие круги Румынии на посылку войск в Бессарабию, помогали оккупации края, заверяя его население об отсутствии политических целей у румынских войск, в составе которых (до подписания договора в Буф-те) находились в качестве инструкторов французские офицеры. Теперь же заслуги территориального приращения Румынии за счет Бессарабии приписывались австро-германскому блоку. Еще накануне голосования в Сфатул Цэ-рий, предвидя возможность возникновения такой ситуации, посланники союзников в Яссах изложили своим правительствам соображения на этот счет. Так, американский посол во Франции Шарп, через которого госдепартамент часто получал информацию из Ясс, писал: «Союзные представители в Яссах держались в стороне от переговоров по этому вопросу (речь шла о переговорах между руководством Сфатул Цэрий и правительством Маргиломана — И.Л.), но когда событие (акт «присоединения» Бессарабии к Румынии — И.Л.) станет совершившимся фактом, его, по мнению представителей, надо будет благоприятно осветить в союзной прессе, чтобы не позволить австро-немцам приписать себе этот успех».

12 апреля (н. ст.) союзные посланники в Яссах направили своим правительствам совместную телеграмму, в которой, сообщая о голосовании Сфатул Цэрий от 27 марта (9 апреля) 1918 г., предлагали: «Мы считаем, что для того, чтобы они (то есть немцы — И. Л.) не извлекли пользы из этого события, его следует приветствовать с симпатией…». Мотивируя эту позицию, посланники ссылались на то, что присоединение Бессарабии к Румынии «полностью согласуется с программой Антанты», «соответствует нашим интересам». Союзные дипломаты обосновали выдвинутое ими предложение об одобрении акта присоединения Бессарабии к Румынии и тем, что Украина была оккупирована Германией и Австро-Венгрией. В телеграмме говорилось: «Будучи слишком слабой, чтобы самостоятельно гарантировать свою независимость, и отрезанной от России, Бессарабия не имеет иной альтернативы, кроме объединения с Румынией или Украиной, которая стала австро-германской колонией».

Посланник США в Яссах Вопичка, запрашивая у госдепартамента инструкции относительно отношения к «объединению Бессарабии с Румынией», обращал внимание на то, что «немцы, позволяя рекламировать это объединение планируют заставить румын сражаться с ними против большевиков». «Ходят слухи,— писал Вопичка,— что немцы уже требуют, чтобы румыны послали несколько дивизий на Украину для защиты румынских складов там и помощи немцам в наведении порядка». «Поэтому,—продолжал американский посланник,—очень важно определить, как объединение Бессарабии с Румынией трактуется нашим правительством и союзниками». Но в Вашингтоне не спешили с определением своей позиции. Пометка на телеграмме Вопички от 7 мая (ц. ст.) гласила: «Госсекретарь решил не предпринимать действий».

Следует сказать, что правящие круги Австро-Венгрии и Германии также зарились на часть территории Бессарабии. Это проявилось на предварительных переговорах, которые вел с Центральными державами А.Маргиломан перед своим отъездом из Бухареста в Яссы для замены А.Авереску на посту премьер-министра румынского правительства. Заручившись политической и дипломатической поддержкой этих стран в вопросе о присоединении Бессарабии к Румынии, А. Маргиломан дал согласие на передачу Австро-Венгрии части Хотинского уезда «для улучшения обороны» Черновиц — административного центра Буковины, входившей тогда в состав австрийской империи. Он также обещал, что после того, как Бессарабия будет аннексирована и пограничной международной рекой станет Днестр, а не Прут, Румыния установит на этой реке такой режим, который позволит Австрии в будущем соединить ее с Вислой. Для этого было необходимо поддерживать на Днестре судоходство, не строить там никаких сооружений, затрудняющих плавание судов, разрешить каботаж австро-венгерских судов, не взимать с них никаких речных транзитных пошлин и т.д.

Определенные круги в Германии вынашивали далеко идущие планы в отношении Северной Добруджи и тех уездов Бессарабии, которые примыкали к устьям Дуная. Согласно прелиминарного договора, подписанного в Буфте,. вся Добруджа отходила от Румынии. Однако союзники Болгарии вовсе не были склонны передавать ей целиком эту область, а признавали за ней право лишь на южную часть Добруджи, которая была отторгнута в 1913 г. Румынией. Кроме того, они выступали за некоторые исправления границы в пользу Болгарии. Германские политики не скрывали намерений получить в эксплуатацию железнодорожную линию Чернавода—Констанца и сделать порт Констанца германским. Германское верховное командование отводило Констанце роль форпоста будущих немецких владений на Черноморском побережье. К ним определенные немецкие круги причисляли и южные уезды Бессарабии. Рупор этих кругов католическая газета «Кёльнише Фольксцейтунг» рассуждала следующим образом: в Бессарабии большинство населения — не молдаване, но молдаван больше, чем представителей любой другой национальности, проживающей в области. В южных уездах Бессарабии на 226 900 молдаван приходится 477 тыс. «чужестранцев» — так газета именовала русских, украинцев, немцев, болгар, евреев и представителей других проживающих там национальностей. Украина, утверждала газета, сама отказалась от претензий на эти уезды, а Россия исключалась, так как «самостийная» Украина отделила ее от Бессарабии. Поскольку на юге Бессарабии 11,4%, а в Аккерманском уезде 30% всей земли и 50% всей обрабатываемой площади принадлежало немецким колонистам, то, делала вывод газета, немцы имеют «право» на южную Бессарабию. Для полного освоения этих уездов немцами авторы статьи предлагали «обменять» бессарабских украинцев на немцев, проживавших на Левобережье Днестра, 56,5 тыс. болгар — на немцев Добруджи, а евреев выселить в Палестину или в Россию. Таким способом мыслилось превратить Южную Бессарабию с прилегающим к ней устьем Дуная «в германскую территорию»

Противоречия в лагере Четверного союза привели к затяжке подписания окончательного мирного договора с Румынией. Со ссылкой на хорошо информированную немецкую газету «Альгемайне цайтунг» 29 апреля (н. ст.) 1918 г. французская «Тан» сообщила, что министры иностранных дел Германии и Австро-Венгрии прибыли в Бухарест для обсуждения вопроса о мирном договоре с Румынией. Она подчеркивала, что, «учитывая энергичные протесты Украины и Болгарин против» присоединения Бессарабии к Румынии», будет рассматриваться и вопрос о Бессарабии.

Против присоединения возражали и венгры. В апреле 1918 г. во время переговоров в Бухаресте между представителями Центральных держав и Румынией новый австрийский министр иностранных дел Буриан, заменивший на этом посту О. Чернина, заявил А. Маргиломану, что «венгры недовольны аннексией Бессарабии: Румыния становится чрезмерно, сильной». Венгерская официозная газета «Пестер ллойд», чье выступление по бессарабскому вопросу воспроизводила киевская газета «Южный рабочий», писала, что судьба Бессарабии еще не решена окончательно. Такой вывод она делала из уклончивого ответа Кюльмана на вопрос представителей прессы о будущем статусе Бессарабии. Газета подчеркивала, что с отставкой О. Черника — сторонника передачи Бессарабии Румынии — и назначением министром иностранных дел Буриана позиция Австрии может измениться не в пользу Ясс. Развивая мысль о нежелательности усиления Румынии, к которой в этом случае начнут тяготеть входившие в Венгерское королевство области, населенные румынами, «Пестер ллоид» высказывалась за передачу Румынии лишь той части Бессараоии, на которую не будет выдвинуто «правомерных» притязаний со стороны какого-либо другого государства. Газета подчеркивала, что передача «в награду куска Бессарабии» должна последовать только после того, как Румыния докажет свою преданность Центральным державам и окажет им военную и техническую помощь.

После многодневного торга 24 апреля (7 мая) 1918 г. в Бухаресте между Центральными державами и Румынией был подписан окончательный договор еще более обременительный, чем предварительный, заключенный в Буфте. Согласно бухарестскому договору, Румыния возвращала Болгарии Южную Добруджу и под видом исправления границы небольшую полосу территории шириной в 2—-2,5 км. Остальная часть Добруджи, простиравшаяся на севере до Дуная, а именно пространство между развилкой реки и Черным морем до устья Святого Георгия, формально переходила на условиях кондоминиума к Центральным державам, а фактически — в распоряжение Германии. Хотя в договоре было сказано, что «союзные державы позаботятся, чтобы Румыния получила обеспеченный торговый путь к Черному море через Чернаводу — Констанцу», в действительности она ставилась в полную зависимость от Германии в части вывоза через Констанцу румынской пшеницы, кукурузы, нефти. Румыния уступала Астро-Венгрии важную в стратегическом и отчасти в экономическом отношениях полосу территории вдоль границы (около 6 тыс. кв. км), включавшую все господствующие вершины Карпатского хребта, все перевалы и проходы, около 600 тыс. га ценного леса, рудники Сучавы, золотые прииски на Олте и т. д. Румынии разрешилась сохранить 8 пехотных дивизий уменьшенного состава: всего 20 тыс. пехотинцев, 3200 кавалеристов и 9 тыс. артиллеристов. Остальная часть армии подлежала демобилизации.

В договоре прямо не указывалось, что Четверной союз признает Бессарабию за Румынией. Накануне подписания этого документа, 23 апреля (6 мая) 1918г., немецкая сторона заявила: «В настоящий момент нельзя сделать формальное признание без того, чтобы не спровоцировать Россию, от которой отделена Бессарабия». Обращает на себя внимание тот факт, что некоторые солидные газеты Германии, публикуя текст договора и комментарии к нему, обходили молчанием вопрос о Бессарабии.

За два дня до подписания договора К. Арион и Р. Кюльман договорились, что само упоминание в нем Бессарабии будет рассматриваться как «уже осуществленное в настоящее время объединение». На заключительном заседании немецкий министр иностранных дел, явно желая несколько сгладить удручающее впечатление от кабальных условий договора, сказал Маргиломану: «Это не комплимент, но вы с большим мастерством управляли лодкой и приобретение Бессарабии десятикратно возмещает вам потерянное» Впоследствии, 17 декабря 1919 г., при обсуждении в румынском парламенте вопросов внешней политики Маргиломан, оговорив, что не он, а, главным образом, его предшественники несут ответственность за Бухарестский мир, тем не менее заявил: «Без этого мира мы бы не получили Бессарабии».

В договоре было зафиксировано, что Румыния может сохранить в Бессарабии две пехотные и две кавалерийские дивизии, другие воинские части (жандармерию и т.д.), а также необходимое вооружение и боеприпасы для боевых операций в крае. Указывалось, что перечисленные румынские войска должны оставаться в Бессарабии «до тех пор, пока в результате проводимых союзными державами военных операций на Украине границам Румынии не будет больше угрожать опасность». Французская «Тан», комментируя условия Бухарестского мира, отмечала, что немцы согласились на сохранение румынских дивизий в Бессарабии в полной мобилизационной готовности, ибо, «пока дивизии будут находиться в Бессарабии мобилизованными, они будут получать продовольственные запасы как в военное время», то есть путем реквизиций. Еще до подписания договора в Бухаресте Маргиломан согласился поставить Болгарии 11 тыс. тонн зерновых из южных районов Бессарабии при условии возвращения 30 тыс. румынских военнопленных, находившихся в болгарских лагерях53. Германии было обещано, опять-таки за счет запасов Бессарабии, 10 тыс. (а фактически выдано 12,5 тыс.) вагонов хлеба с условием, что немцы прекратят вывоз продовольствия из Румынии. При встрече с Макензеном румынский премьер пожаловался: «Я свое слово сдержал, по отношению же ко мне этого не было сделано». 18 апреля (1 мая) 1918 г. Маргиломан отметил в своих дневниковых записях: «В провинции отбирается все: хотя (немцам —Я. Л.) дали 12 500 вагонов из Бессарабии и они взяли обязательство оставить крестьянам продовольствие на июнь и июль, им (крестьянам — И.Л.) оставляют мешок на целый год».

Признав Бессарабию за Румынией де-факто, германское правительство не гарантировало ей ни территории Хотинского уезда, уже занятого австро-венгерскими войсками, ни южных уездов края, на которые претендовала Украина. Заявив в интервью, что «Бессарабия будет полностью оставаться во власти Румынии без каких бы то ни было изменений границы», Маргиломан все же вынужден был сделать оговорку в отношении границы, которая, «возможно, будет установлена на севере». А упомянутый румынский генерал Скина, командовавший кавалерийской дивизией на севере Бессарабии, прямо утверждал, что в случае победы Центральных держав в войне Хотинский уезд, как продолжение Буковины, перешел бы под власть австро-венгерской монархии и даже с тенденцией расшириться и к югу. Австрийцы,— продолжал он,— с первых дней нашей оккупации (Бессарабии — И.Л.) проявляли стремление воспользоваться железной дорогой, ведущей от Окницы через Бельцы и Рыбницу в Россию».

За день до подписания Бухарестского мирного договора Маргиломан фактически смирился с отторжением Австро-Венгрией ряда районов севера Бессарабии. Он лишь хотел заручиться поддержкой австро-германской стороны в том, что будут «устранены украинские претензии». Но никаких заверений на этот счет Маргиломан не получил.

Румынский премьер представлял заключение Бухарестского мирного договора как свою личную крупную победу и в день его подписания постарался обрадовать известием о нем сторонников объединения из Бессарабии. Он направил на имя председателя Совета генеральных директоров П. Казаку телеграмму, в которой говорилось: «По всем вопросам с государствами, с которыми Румыния находилась в состоянии войны… достигнуто полное соглашение, нормальные и дружественные отношения возобновлены со всеми договаривающимися сторонами, и нейтралитет Румынии восстановлен. Все препоны, которые могли стоять на пути к мирному преуспеванию Румынии, окончательно устранены. И под сенью конституционных установлений, не поколебленных войной, Румыния примет все меры к уничтожению следов войны и займется укреплением положения, достигнутого мира и воссоединением Бессарабии» . На бланке этой телеграммы была сделана резолюция: «Необходимо поместить в газете «Сфатул Цэрий» от 26 апреля». Генеральный директор внутренних дел И.Костин распорядился ознакомить с телеграммой всех префектов и начальников уездных милиций, и дал указание префектам прибыть в Кишинев 6 мая для принятия присяги «на верность Его Величеству королю Румынии и конституции королевства».

И. Левит, книга Молдавская республика (ноябрь 1917 — ноябрь 1918)

/продолжение следует/