Бессарабский фронт (1918 — 1940)

/продолжение/

VIII. БЕССАРАБСКАЯ ЦЕРКОВЬ: «АВТОПОМИЗМ» И ЗАЩИТА ПРАВОСЛАВНОЙ ТРАДИЦИИ

В отличие от других территорий, отторгнутых от охваченной революцией России, оккупированная румынскими войсками Бессарабия оказалась под контролем православного государства. Тем не менее, курс Бухареста на превращение церкви в инструмент закрепления этой области в составе Румынии и здесь означал распространение этнического и политического насилия и на церковную сферу. Каковы были конечные цели, задачи и методы этой политики, какими оказались ее результаты?

В исторических исследованиях общегражданского плана есть упоминания о репрессиях, предпринятых румынскими властями против священнослужителей и мирян, а в работах антирелигиозного характера — даже утверждения о том, что православное духовенство Бессарабии «приветствовало оккупацию края королевской Румынией», а впоследствии «тесно сотрудничало с оккупантами, принимало деятельное участие в борьбе с революционным и национально-освободительным движением». Церковные авторы признают, что, хотя «внешне церковная жизнь на территории Бессарабии в этот период процветала, но нравственная, духовная жизнь была в этот период в упадке». Выяснение целей и методов церковной политики Румынской Патриархии и светских властей в Бессарабии, форм борьбы, развернувшейся в Бессарабской церкви в 1918-1940 гг., отношения бессарабского духовенства и верующих к этой политике представляет несомненный интерес.

Аннексия Бессарабской церкви

К моменту румынской оккупации Бессарабская митрополия Русской православной церкви включала три епархии: Кишиневскую, Хотинскую и Болградско-Измаильскую, в общей сложности 1084 церковных прихода, 27 монастырей, 7 монашеских скитов, три духовные семинарии. Церковь являлась одним из проводников книжности. Она издавала на молдавском языке журнал «Луминэторул» («Просветитель») и русско-молдавский — «Кишиневские епархиальные ведомости». Богослужение велось на церковно-славянском и молдавском языках. Церковь пользовалась влиянием в народе и ее структуры  могли сыграть важную роль в оправдании румынского присутствия в Бессарабии, а в перспективе — и в закреплении области в составе румынского государства. Однако этого не случилось.

«Многими сказано, — отметил румынский академик Онисифор Гибу, — что бессарабское духовенство было русифицировано. Это обвинение не обоснованно. […] Можно сказать, что духовенство было «царифицировано» — но был «царифицирован» и весь молдавский народ». В действительности к вступлению румынских войск в Бессарабию местный клир отнесся более чем холодно. Уже в январе-феврале 1918 г. Бессарабская церковь вместе с земством приняла участие в создании патриотического Комитета освобождения Бессарабии, а ее глава архиепископ Кишиневский и Хотинский Анастасий (Грибановский), находясь в это время на Всероссийском Поместном Соборе Русской Церкви в Москве, осудил акт оккупации. Поэтому политическое подчинение церковных структур Молдавской Демократической Республики румынский Синод начал с предъявления Анастасию и епископам Гавриилу (Чепуру) и Дионисию требования отложиться от Всероссийской Церкви. Одновременно Анастасию было обещано место в румынском Синоде. Но иерархи отказались сделать требуемое, и румынские военные власти выслали их за Днестр. Митрополиту въезд в Бессарабию был закрыт. Синод же объяснил верующим, что Анастасий добровольно покинул епархию. Во главе Бессарабской церкви был поставлен знающий русский язык епископ Хушский Никодим (Никулеску).

В России Православная Церковь была не только законом отделена от государства, но и подвергнута небывалым на Руси гонениям. Революционные власти, анархические и просто уголовные элементы грабили монастыри и церкви, унижали, преследовали и убивали священнослужителей и верующих. Из 100 тысяч священников, имевшихся в России до революции, уже к 1919 г. осталось только 40 тысяч. Остальные были принуждены покинуть свои приходы, эмигрировать либо были заключены в лагеря или сосланы; многие погибли. Тем не менее, Русская Православная Церковь отказала церковным властям Румынии в переподчинении Бессарабской церкви. На захват епархии патриарх Тихон отреагировал посланиями, адресованными председателю Синода Румынской церкви митрополиту Молдавскому и Сочавскому Пимену. Светская власть, указал патриарх, не вправе распоряжаться церковными делами. «Малороссия, — отметил патриарх в послании главе Румынской церкви 16(29) мая 1918 г., — присоединена была к Московскому государству в 1654 году, но это не помешало ее Церкви в течение 32 лет быть под юрисдикцией Константинопольского Патриарха; невзирая на неоднократные просьбы Московской церковной и светской власти о передаче Киевской Митрополии в ведение Московского Патриарха, Вселенские Патриархи долго не уступали Москве своих прав над Малороссией, пока, наконец, Патриарх Дионисий не решил этого вопроса в благоприятном для Русской Церкви смысле на нарочито созванном для этого Соборе».

В грамоте от 23 мая (5 июня) 1918 г. патриарх указал на то обстоятельство, что установление политического контроля иностранного государства не всегда влечет за собой и единение Церквей. Далее глава Русской Церкви резко протестовал против антиканонических деяний священноначалия Румынской церкви, которая «своим односторонним, предпринятым без согласия Русской Церкви решением не имела права определить судьбу Кишиневской епархии в смысле подчинения ее своей власти, после того как православная Беcсарабия в последние сто лет составляла нераздельную часть русского церковного тела; такой образ действий Румынского Священного Синода противоречит одинаково и духу христианской любви, и исконным каноническим указаниям, и священным обычаям православной Церкви.

«Когда в новейшее время, — отметил патриарх далее, — национальное движение среди православных народов, подвластных Турецкой империи, вызвало к самостоятельной политической жизни несколько государств, то у последних тотчас же возникло стремление к самостоятельному устроению местной церковной жизни, однако отделение их от Константинопольского патриархата совершалось не иначе как с согласия Вселенского Патриарха и признания такового со стороны других автокефальных Церквей. Так, последовавшее в 1882 году провозглашение Молдавии и Валахии самостоятельным Румынским Королевством вызвало в последнем стремление освободить Румынскую церковь от юрисдикции Константинопольского Патриарха; румынский король хотел совершить это только своею собственною властью, но Константинопольский патриарх решительно встал против столь очевидного нарушения канонических правил, его протест был поддержан и другими автокефальными Церквами, и Румынская церковь поневоле должна была снова вступить в сношения с Вселенским Патриархом, чтобы получить от него каноническое признание своей независимости, последовавшее, как известно, только в 1885 году…».

Развивая эту аргументацию, осенью 1918 г. глава Русской Церкви направил в Бухарест еще одну грамоту, в которой указал, что сам факт аннексии Бессарабии Румынией «не может в данном случае служить оправданием для румынской церковной власти, во-первых, потому, что оно само не оправдывается историей, и, во-вторых, потому, что такая точка зрения покоится на смешении природы церковной и политической жизни, разнородных по самому своему существу… И к тому же и самый акт присоединения Бессарабии к Румынскому королевству, как мы утверждали это и ранее, далеко еще не является общепризнанным с международной точки зрения и может быть подвергнут пересмотру при окончательном учете результатов мировой войны». Свое послание Патриарх завершил предупреждением: «Если Румынская церковь, невзирая на выставленные нами возражения, попытается насильственно закрепить за собой [создавшееся] положение, мы вынуждены будем прервать всякое братское и каноническое общение с Румынским Синодом и принести настоящее дело на суд других православных Церквей». Обоснованно рассчитывая на приверженность верующих и бессарабского клира Русской Православной Церкви, патриарх Тихон указал также на необходимость при решении вопроса о принадлежности Бессарабской епархии «запросить бессарабский церковный клир и народ», выслушать «предварительно голоса двухмиллионного православного населения края». Для решения вопроса о будущем положении и устройстве Бессарабской церкви патриарх предложил созвать местный Собор или епархиальное Собрание.

Румынская церковь представляла собой государственный институт и как таковой не была свободна в своих действиях. Кроме того, «братское и каноническое общение» с гонимой Русской Православной Церковью не представляло особой ценности для церковных властей Бухареста. Румынский Синод пренебрег законным протестом Патриарха Тихона. Однако Никодима (Никулеску), ставленника оккупационной администрации, бессарабские клирики и верующие встретили отнюдь не дружественно. Румынские власти также были склонны трактовать назначение Никодима как своего рода коллективное наказание, наложенное на верующих бессарабцев. «Молдаване, — разъяснял выходивший в Кишиневе румынский официоз «Ромыния ноуэ», — должны знать, что они виновны в этом, так как не решились отречься от русского архиерея, которого Румыния терпеть не может после того, как он охаял ее будучи в Москве». С рядовыми священнослужителями румынские власти обошлись еще более жестко. Монахинь монастыря Речула румынские жандармы за участие в богослужении на русском языке высекли розгами, а старика-священника села Горешты, обвиненного в сочувствии крестьянам-участникам антирумынского выступления, они до потери сознания истязали мокрыми веревками; от пережитых мук священник сошел с ума. Опасаясь подобной участи, члены Комитета освобождения Бесссарабии, — и священнослужители, и земцы, — бежали из Кишинева в Одессу.

Церковь в Румынии была защищена законом. Согласно закона №97 от б мая 1925 г., Румынская православная церковь, как «религия большинства румын», провозглашалась (ст.1) «доминирующей в румынском Государстве». Внешне церковная жизнь в Бессарабии, казалось, налаживалась. В 20-е — 30-е гг. в области было построено около 100 храмов, еще столько же обновлено. Число действующих храмов оставалось на уровне 1090, число монастырей и скитов — около 30. Имелось 1104 священников и 2400 монахов. Кроме Кишиневской семинарии, еще 1813 г. основанной митрополитом Гавриилом (Банулеску-Бодони), были учреждены семинарии в Единцах и Измаиле, а в Кишиневе открыт Богословский факультет Ясского университета. Но нравственная, духовная жизнь была в упадке. А главное, православную церковь в Бессарабии сотрясал навязанный Бухарестом национально-политический конфликт.

Начало ЦЕРКОВНОГО СОПРОТИВЛЕНИЯ

С аннексией Бессарабии и подчинением Румынской Патриархии бессарабский клир, как и большинство населения области, мирился с трудом. В 1918-1919 гг. коллаборационисты сетовали, что «еще находятся священники, которые не только не хотят упоминать во время святой литургии короля, королевскую семью и Священный синод, но и подстрекают народ к избавлению от румынской пакости. Нам пишут, что такие есть и среди священников молдавской национальности». Полицейские службы доносили об уклонении священников, наряду с учителями и даже примарами (старостами) сел, от участия в проведении румынской пропаганды. «Честь имею довести до Вашего сведения, — докладывал в ноябре 1919 г. начальник штаба корпуса жандармов, — что учителя и священники не оказывают жандармам в антибольшевистской пропаганде никакого содействия». Подчиняясь приказу, священники и учителя ходили на проводимые жандармами «собрания», но «только в качестве присутствующих, не участвуя в беседах».

Эта ситуация была использована румынскими властями как предлог для ускорения этнической чистки среди бессарабского духовенства. Начало ей было положено насильственным ограничением использования русского языка в богослужении. Как и в Румынии XIX века, в Бессарабии после перевода письменности с традиционной кириллицы на латинскую графику было запрещено упоминать в молитвах имена русских святых. Из церквей власти изымали книги на церковно-славянском языке. Министерство культов и искусств Румынии предписало сделать это даже Свято-Вознесенскому Ново-Нямецкому монастырю в селе Кицканы, располагавшему богатым фондом старинных книг, представляющих историческую и культурную ценность. Однако монахи спасли от расхищения и вероятного уничтожения древнейшие старопечатные и рукописные книги на русском, молдавском и греческом языках.

В кишиневской Духовной семинарии и духовных училищах Бессарабии Румынская Патриархия отменила преподавание русского и церковно-славянского языков, создавая ситуацию, когда в области не останется священников, способных проводить службу на русском языке. Священникам запрещали читать на русском языке проповеди. В сентябре 1924 г., не рассчитывая на покорность монахов в этом вопросе, командир дислоцированной в Бендерах жандармской бригады предписал Кицканскому жандармскому посту добиться неукоснительного исполнения этого распоряжения. В Измаильском уезде, где русские и другие славяне составляли около 70% населения, румынский генерал Штирбеску запретил священникам проводить богослужение в отсутствие жандармов.

В начале 20-х гг. требование проводить богослужение только на румынском языке было распространено и на чисто русские приходы. Исключение составляла епитимья и одна молитва на русском языке. С годами эта политика была ужесточена. «Почти во всех церквах Бессарабии, даже там, где все население — русской национальности, — свидетельствовал в 1931 г. руководитель «Объединения русского меньшинства» Георгий Цамутали, — богослужение на древнем церковнославянском языке было прекращено, а для проведения этих служб введен румынский язык. Священники немногих церквей, где был оставлен русский язык, были обязаны часть богослужения проводить на румынском языке. Все обращения русского населения о сохранении его права на национальную церковь остались и продолжают оставаться и поныне безрезультатными». Не находя понимания у Румынской Патриархии, верующие прибегали к бойкоту богослужения на румынском языке. По национальным мотивам в нем участвовало и молдавское население. «Молдаване, — докладывала в 1919 г. сигуранца Бельцкого уезда, — враждебно относятся к румынской администрации, избегают румынского духовенства […], священникам угрожают, когда они упоминают в церкви имя короля».

Движение за автономию Бессарабской церкви

У бессарабского духовенства имелись серьезные основания для социального недовольства. Учреждения, построенные на церковные средства, румынским государством были у церкви изъяты. У церкви были отобраны ее земельные владения, а жалованье священников было урезано вдвое. Общественно и материально, утверждал в 1920 г. известный публицист Иеремия Чекан, «духовенство низведено ниже народного учителя». Поэтому сторонники автономии Бессарабской церкви говорили, что румынские власти посягают на благосостояние епархии и духовенства и «стращали» клириков румынской кабалой. Враждебно приняли бессарабские священнослужители назначение церковных администраторов-румын. И, наконец, бессарабские священнослужители, включая большинство священников-молдаван, отвергали запрет на использование русского языка.

Движение за автономию возглавил священник Александр Балтага, неформальный лидер бессарабского духовенства, уже 20 лет председательствующий на епархиальных съездах, бывший член «Сфатул цэрий». Его поддерживал многочисленный актив. Влияние автономистов среди священников было столь велико, что И.Чекан обвинил А.Балтагу и протоиереев Андроника, Бежана, Гавриловича в том, что они «под видом автономии Бессарабской церкви создали в ней свое самодержавие».

Языковому насилию противились не только русские, но и священнослужители-молдаване. На епархиальном съезде священников Бессарабии осенью 1919 г. председательствующий постоянно одергивал выступающих, требуя говорить по-румынски. По этой причине 13 делегатов покинули съезд, а о.Александра Балтагу и еще нескольких священников удалил со съезда Никодим. После этого, отмечено в реферате сигуранцы, дискуссия некоторое время велась на двух языках — румынском и русском, а потом — только на русском. И, наконец, по-русски заговорил и председательствующий. 8 октября комиссия клириков предложила обеспечить в Епархиальном женском училище обучение на двух языках румынском и русском. Директор училища Елена Алистар упрекнула священников в отсутствии у них румынского национализма. Священники, если и были националистами, то молдавскими, и к использованию русского языка относились лояльно. Возражений и, тем более, оправданий не последовало.

Несмотря на изгнание лидеров, священники-автономисты огласили на съезде свои требования. А о. Павел Гучужна, отметила сигуранца, «явно выступил против румынского элемента, вмешивающегося в дела Бессарабской церкви. Он является одним из наиболее ревностных сторонников архиепископа и митрополита-молдаванина во главе Бессарабской церкви». Священник Леу сообщил участникам съезда, что во главе Измаильского епархиального училища поставлен уроженец Старого Королевства; протестуя против его назначения, все преподаватели-бессарабцы подали в отставку. Затем Леу огласил написанное ими письмо протеста и сообщил, что Никодим проигнорировал протест. А.Балтага был заочно избран делегатом на съезд духовенства Румынии. Автономистом являлся и официальный глава делегации о.Владимир Димитриу. Съезд одобрил сформулированные им требования к Румынской Патриархии:

—              Бессарабская церковь должна быть автономной;

—              Архиепископом (кириархом) должен быть молдаванин;

—              Его надлежит избрать на Чрезвычайном съезде всего духовенства Бессарабии;

—              Бессарабская церковь должна иметь митрополию в Кишиневе.

«Бессарабское священство, — заключил 6 июля 1923 г. офицер сигуранцы, — в общем проявляет стремления к сепаратизму и регионализму по отношению с священству Старого Королевства» и рекомендовал начальству установить наблюдение над Александром Балтагой, Павлом Гучужной и еще шестерыми священниками, вновь отметив их авторитет среди священников и влияние последних на верующих.

Священнослужители Бессарабии понимали, что Румынская церковь выступает как инструмент Румынского государства, и это порождало среди них также отчаяние, капитулянтские настроения. «Теперь каждый из нас рассудит, — размышлял Иеремия Чекан, — если Бессарабии суждено навсегда быть с Румынией, то не будет ли борьба этой группы за автономию бесполезной? […] Всякая борьба бессарабцев с румынским правительством за какую-то эфемерную автономию только ухудшает положение жителей Бессарабии; она бесцельна и непроизводительна во всех случаях». Однако автономистам удалось нейтрализовать капитулянтов. Взгляды И. Чекана не нашли поддержки среди клириков, а сам он был исключен из священства. Но румынской Патриархии требовалось создать видимость поддержки церковной аннексии священнослужителями Бессарабии. Выполняя требование бессарабских автономистов, руководство Румынской церкви уже в 1919 г. изыскало Никодиму замену из молдаван. На Кишиневскую кафедру был возведен молдаванин архиепископ Гурий (Гроссу). Несмотря на русское церковное образование, свидетельствовал митрополит Зарубежной Русской Церкви Евлогий (Георгиевский), Гурий был воинственный румынский шовинист и приветствовал оккупацию Бессарабии. Русской Православной Церковью Гурий был запрещен во священнослужении. Но именно такой человек, беспринципный и лишенный нравственного авторитета среди верующих, а потому зависимый от Бухареста, устраивал румынские власти в качестве главы Кишиневской епархии.

Впрочем, вес епархии в системе Румынской церкви Синод постарался уменьшить. В целях борьбы против автономистских тенденций 10 марта 1923 г. епархию разделили на Аккерманско-Измаильскую, с кафедрой в Измаиле, и Хотинскую, с кафедрой в Бельцах. Сама Кишиневская епархия в 1927 г. была преобразована в митрополию. Аккерманская епархия стала викарной епархией Бессарабской митрополии, а Хотинская была включена в состав Буковинской митрополии. Последнее означало расчленение Бессарабской митрополии.

Однако автономия Бессарабской церкви предоставлена не была, и автономисты искали поддержки политиков. В 1920 г., по мнению И.Чекана, в расчете на поддержку румынскими либералами автономии Бессарабской церкви, А.Балтага вступил в Либеральную партию. На съезде бессарабского духовенства, состоявшемся в июне-июле 1923 г., автономисты продолжили борьбу за учреждение в Бессарабии митрополии. Вне здания епископии, где проводился съезд, автономисты провели «многочисленные секретные совещания», на которые агентам тайной полиции проникнуть не удалось. Тем не менее, сигуранца заключила: «бессарабское священство вообще имеет сепаратистские и регионалистские тенденции по отношению к священству Старого Королевства, а съезд, председательствуемый, как и в прошлом, только священником Александром Балтагой, известным противником [румынского] Синода и унификации, принял решения в пропагандистском стиле, враждебном румынскому государству».

Насилие в церковной сфере, особенно лингвистическое, вынудило к самоорганизации верующих. В июле 1922 г. в Кишиневе возник «Союз православных христиан». Вначале во главе СПХ были поставлены лица, еще в 1918 г. декларативно перешедшие на позиции румынизма и пользующиеся доверием румынских властей. Но вскоре после регистрации «Союза» на первый план в нем вышли радикальные бессарабские регионалисты во главе с адвокатом-молдаванином Ал.Опрей, официального поста в организации, впрочем, не занявшим. К созданию «Союза православных христиан» были причастны также монархические круги, ориентированные на восстановление традиционной российской государственности. В 1925 г. в руководство СПХ вошел бывший губернский предводитель дворянства глава греческой общины Пантелеймон Синадино, деятель бессарабского «Союза русских монархистов», руководимого бывшим генералом русской армии Евгением Леонтовичем. Характеризуя его государственную ориентацию, бывший председатель «Сфатул цэрий» Пан. Халиппа даже полвека спустя включил Синадино в число «самых ожесточенных врагов» присоединения Бессарабии к Румынии. Со старообрядцами, выяснила сигуранца, Е.Леонтович поддерживал связь через липованского епископа Иннокентия.

Как акт сопротивления румынизму расценила полиция и перерегистрацию в 1924 г. православного Александро-Невского братства, основанного в Кишиневе еще в 1867 г. В руководство Братства вошли знаменитый молдавский просветитель, гагауз по национальности, протоиерей М.М. Чакир, активист учительской организации молдаванин К.К. Маланецкий, потомки старинных родов молдавских бояр Г.Д. Крупенский, И.И. Негруцов, М.Л. Данилескул, а также И.М. Пархомович, Н.А.Золотухин, другие высокообразованные бессарабцы. Председателем Братства с 1907 г. был священник Николай Лашков (Лашку), видный историк, брат писателя Василия Лашкова, депутата Государственной Думы. Всех их политическая полиция квалифицировала как «пламенных панрусистов», а Братство — как «центр сохранения и пропаганды российских монархических идей». Само увековечение памяти русского князя, полагала сигуранца, «явно указывает на антирумынские чувства руководителей этого Общества».

Церковь на Армянском кладбище, где служил о.Николай Лашков, превратилась в центр духовной оппозиции. Церковь эта, подчеркнуто в документе, «посещается известными русофилами и русифицированными лицами, и самые непредвзятые наблюдатели отметили бы, что верующие, собирающиеся в этой церкви, — не прихожане, проживающие вблизи, а жители самых отдаленных частей города, но из числа тех, кто еще питает надежду на возрождение Российской империи. Богослужение ведется только на русском языке, и ответы хора поются на этом же языке». В середине 20-х гг. в Кишиневе возникли также «Общество Гроба Господня», руководимое литератором Семеном Стодульским, и «Союз православных клириков Бессарабии», возглавляемый священником Семеном Гучужной, другие организации верующих и духовенства.

И наконец, в 1926 г. церковные автономисты сделали сильный ход, учредив в Кишиневе анонимное общество «Банк православного клира». Председателем правления банка стал эконом-ставрофор Павел Гучужна, вице-председателем — Иоанн Штюка. В состав правления вошли сторонники богослужения по старому стилю священнослужители Феодосий Гаврилович, Иосиф Белоданов, Лев Трофимов, Георгий Секриер, И.М. Штюкэ, Виктор Попович, Николай Волонтиров, Василий Спыну и другие. Исходный капитал был мизерным, тем не менее, как финансовое учреждение банк действовал, и небезуспешно. В 1926-1934 гг. его оборот возрос вдвое, с 15,3 млн. до 29,5 млн. леев.

Консолидации православных традиционалистов румынская администрация пыталась противопоставить румынские церковно-политические объединения. В начале 20-х гг. были созданы «Братство преподавателей религии средних школ Бессарабии», «Воинство Христово» и «Союз румынских православных христиан», а в середине 30-х гг. — «Бессарабский союз лиценциатов богословия», «Синдикат бессарабских журналистов-христиан» и т.д. На клириков-румын опирались также бессарабские отделения румынского «Общества по распространению румынской литературы и культуры румынского народа» («Астра»), задачей которого являлась «духовная интеграция» со Старым Королевством территорий, включенных в 1918 г. в состав Румынского государства, т.е. румынизация их населения. Глава «Астры» Онисифор Гибу именно церковь считал ответственной за обособление молдаван Бессарабии от молдаван Румынии. По его мнению, «русское православие, несказанно богатое в формах его проявления, начиная с помпезных церквей, пышных богослужений, чудотворных икон, паломничеств, множества русских святых и до «императора», правителя и видимого главы Церкви, — это православие имело влияние, несопоставимое и более решающее на жизнь запрутских братьев, чем греческое или румынское православие на румын в других провинциях. […] В итоге молдаване и после 1918 года не стали румынами, не прониклись сознанием своего единства с ними, не включились в их национальную, культурную и экономическую жизнь». Духовное завоевание Бессарабии было невозможно без установления полного контроля Бухареста над бессарабским клиром.

П.Шорников, книга Бессарабский фронт. 1918-1940гг.

/продолжение следует/