Бессарабский фронт (1918 — 1940)

/продолжение/

III. ИДЕОЛОГИЯ БЕССАРАБСКОГО ОСВОБОДИТЕЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ

Почти весь период 1918-1940 гг. Бессарабия существовала в условиях режима чрезвычайного положения. Хотя население области составляло лишь 1/6 численности населения «Большой Румынии», Бухаресту приходилось держать в Бессарабии 44% личного состава своего 45-тыcячного жандармского корпуса. В области царили террор и произвол, вошедшие в историю как «Бессарабская система». Массовыми расстрелами пленных повстанцев и мирных жителей сопровождались подавление Хотинского, Бендерского, Татарбунарского восстаний, десятков крестьянских выступлений протеста.

Террор был явлением повседневным. «Людей, — отмечал в 1920 г. автор подпольной газеты «Призыв», — арестуют по ночам, со сна, их арестуют на улице, везде. Невольно думается, что принципом, на котором основано государственное устройство Румынии, является страсть к арестам. В разгар этой страсти людей хватают и избивают по всякому случаю. […] Если ранее считалось, что аресты представляют собой редкое явление, то сегодня мнение изменилось радикально: редко найдется человек, который не был бы арестован хотя бы один раз. Никто не гарантирован от издевательств, никто не может сказать, что через пять минут он будет на свободе, поскольку это знают только полиция и сигуранца, которые всемогущи, вездесущи и ничего не боятся». При подавлении восстаний, особенно Хотинского, убийства мирных жителей приобретали массовый характер. Румынские войска расстреливали мужчин, способных носить оружие, особенно молодежь, сжигали села. За первые 15 лет оккупации в Бессарабии были убиты либо погибли в заключении 80 тыс. чел..

Политику террора осуждали даже в кругах компрадоров, согласных с «объединением» Бессарабии с Румынией. Но «Бессарабская система» представляла собой не просто режим полицейского произвола. Она лишь дополняла экономическую и социальную политику Бухареста, нацеленную на изгнание населения с территории, подлежащей румынизации. В результате аграрной реформы крестьяне Бессарабии лишились двух третей земли, полученной ими в соответствии с ленинским Декретом «О земле» в период революции.23% бессарабских крестьян стали безземельными. После засухи 1935 г. в Бессарабии, по данным Красного Креста, умерло от голода 182 000 чел. Младенческая смертность достигла по области 50%, а в центральном Лапушнянском (Кишиневском) уезде -даже 63,9%. Для понимания отношения бессарабских крестьян к румынской власти отметим: к лету 1940 г. 68% крестьянских хозяйств были разорены либо находились на пороге разорения, треть самодеятельного сельского населения, 550 тыс. чел., была безработна.

Экономическая политика Бухареста блокировала хозяйственное развитие области и препятствовала формированию общности ее хозяйственной жизни с жизнью метрополии. Бессарабскую буржуазию Бухарест рассматривал как социального конкурента румынской и помешал ей восстановить экономические позиции, утраченные в 1917 г.. Помещики Бессарабии, униженные политически и разоренные экономически в дни революции, в ходе румынской аграрной реформы 1922-1924 гг. также были ограблены — им оставили не более 109 гектаров на семью, — либо заменены собственниками-румынами, чуждыми бессарабским крестьянам не только социально, но и этнически. Число помещиков сократилось более чем вдвое — с 1742 в начале 1917 г. до 818 в июне 1940 г. Некоторой консолидации своего экономического положения добилось только состоятельное крестьянство, примерно 2% населения области.

Установление оккупационного режима, экономическая разруха, бесправие и террор породили массовую эмиграцию. Свыше 300 тыс. жителей Бессарабии бежали за Днестр, еще 150 тыс. эмигрировали в Западную Европу, уезжали также в Бразилию, Аргентину, США, Канаду… Поскольку эмиграция способствовала переходу земли в руки элементов, более лояльных к румынской власти, чем большинство крестьянства, и «очищению» Бессарабии от нерумынского населения, Бухарест поощрял эмиграцию, включая нелегальную. С зимы 1925 г. эмиграция резко усилилась. К концу 20-х гг. только в Бразилии трудились и жили в нечеловеческих условиях более 30 тыс. крестьян-бессарабцев. Они обращались к правительству СССР с просьбами разрешить им переселение в Советский Союз. Вследствие эмиграции и высокой смертности численность населения Бессарабии в 1918-1940 гг. сократилась более чем на 10%, с 3,2 до 2,9 млн. чел. С учетом бессарабцев, переселившихся в Румынию, отметил академик А.М. Лазарев, за 22 года оккупации Бессарабию покинули не менее 500 тыс. чел., шестая часть населения области.

Претензии Румынии на обладание Бессарабией были основаны на тезисе о том, что этническое большинство области, молдаване, — суть румыны. Навязывая молдаванам румынское национальное сознание, румынизаторы включили их в понятие «ням ромынеск» («румынский род») и начали именовать румынами. С 1 января 1919 г. они запретили молдаванам использовать традиционную молдавскую кириллическую графику, взяли курс на устранение из употребления лингвонима «лимба молдовеняскэ» («молдавский язык»). Но молдаване обладали собственной культурой и памятью о прошлом, о доревоюционных временах и «свободе» 1917 года. Этнокультурные гонения, наряду с разбоем сборщиков налогов, полицейским произволом и чиновничьим вымогательством также провоцировали вражду к Румынии. Даже зажиточные крестьяне не отрекались от имени молдаван.

Согласно исторической концепции румынизма, вообще не было места в румынском государстве русским, украинцам, евреям, немцам, болгарам, гагаузам и другим «нерумынам», якобы являвшимся пришельцами на землях «от Днестра до Тиссы». Путь к консолидации Румынского государства правящие круги страны усматривали в ассимиляции национальных меньшинств. В Бессарабии было ликвидировано образование на русском языке, а затем, в 1938 г., под страхом тюремного заключения запрещено и публичное использования русского и других языков, закрыты русские, еврейские и немецкие газеты. Однако все национальные сообщества стремились сохранить свою этнокультурную идентичность; на русский язык как язык публичного общения в Бессарабии даже в 30-е гг. ориентировались около 1 миллиона жителей, почти 40% населения, русский язык оставался вторым родным языком молдавской интеллигенции. Политика национальной ассимиляции меньшинств, запрета публичного использования русского и других языков не могла не вызвать протеста.

И, наконец, национальные сообщества Бессарабии (до начала 30-х гг,-включая бессарабских немцев) сохранили геополитическую ориентацию на Россию. Бессарабцы — молдаване, русские, украинцы, евреи, болгары, гагаузы, немцы и другие, — не стали частью румынской политической нации; они представляли собой особую политическую нацию с собственными региональным и политическим сознанием, геополитической ориентацией на Россию, особым «бессарабским» менталитетом, региональной солидарностью и традициями гражданского действия. Прут остался этнокультурным рубежом. На протяжении всех лет румынской оккупации бессарабцы интересовались событиями в СССР, прежде всего туда направлялся поток беглецов из Бессарабии, в Советском Союзе усматривали свой социальный идеал рабочие, большинство крестьянства и левая фракция интеллигенции. Румынской власти была враждебна даже буржуазия, измученная проводимой Бухарестом политикой террора, грабежа, региональной эксплуатации и национальной дискриминации. Россия оставалась для большинства бессарабцев их государством. Воссоединения Бессарабии с Россией они ожидали с надеждой. Их стремления выражала нелегальное, но влиятельное политическое формирование Бессарабии — областная организация Коммунистической партии Румынии.

Характерной чертой и парадоксом Бессарабского освободительного движения 1918-1940 гг. стало взаимодействие политических формирований, весьма различных по социальной природе и идеологии. Поиски ответа на вопрос о причинах, сделавших такое взаимодействие возможным, о том, какая идеология противостояла государственной идеологии оккупирующего государства, вынуждают предположить наличие у них общих задач, а у населения Бессарабии — массового политического регионального сознания. Предпосылки возникновения такого сознания, -корректные межнациональные отношения (прискорбное исключение — кишиневский погром 1903 г.), сплоченность молдаван, славян и гагаузов на почве православия, лояльность всех национальных сообществ Бессарабии Российскому государству, — сложились еще в XIX в.

Судя по публикациям бессарабской прессы, выпуску газет «Бессарабец», «Басарабия», «Бессарабская жизнь» и других, в названиях которых присутствовало название губернии, деятельности бессарабских депутатов в Государственной Думе, тогда же началось формирование региональной идентичности. Однако решающим фактором осознания бессарабцами себя как особой региональной политической и культурной общности, «бессарабского народа», явилась румынская оккупация области.

После 1918 г. условием формирования интегрирующего регионального сознания стало наличие молдавской идентичности у молдаван — этнического большинства Бессарабии. Прочность молдавского национального сознания, молдавская языковая и культурная специфика (включая фольклор, одежду, традиции питания, архитектуру, ковроделие и т.п.), исторически сложившаяся отчужденность бессарабских молдаван от запрутских братьев, утративших после 1859 г. не только молдавскую государственность, но и культурный суверенитет, допустивших латинизацию молдавской письменности и молдавского языка, искажение обрядов молдавского православия, а главное — стремление молдаван сохранить себя как особый народ, отличный от румынского, продолжить выполнение своей миссии хранителей прадедовского духовного наследия сразу поставили их в оппозицию румынской политике культурной гомогенизации и унификации.

Духовному единению бессарабцев способствовала также давняя традиция взаимно комплиментарных молдавско-славянских межнациональных отношений, выработанная развитием в условиях полиэтничного общества, под влиянием гуманистической русской культуры совместимость менталитета основных национальных групп; двуязычие не только образованного сословия и горожан, но, — после Первой мировой войны, — также широких кругов сельского населения.

Придание в Бессарабии государственного статуса только румынскому языку означало введение новых критериев оценки профессиональных качеств и культурного уровня каждого гражданина. Национальная и региональная дискриминация была узаконена. Любой выходец из «Регата» получил преимущество в праве на труд и социальное продвижение уже потому, что принадлежал к румынской нации. Молдаванам, даже владеющим румынским литературным языком, доступ на государственную службу был затруднен.

Знакомство молдаван с румынами выявило расхождения между двумя народами в языке, культуре, менталитете, даже в антропологическом типе. Молдавские крестьяне, свидетельствовал в начале 20-х гг. запрутский молдаванин писатель Михаил Садовяну, именовали «регацян» цыганами. Пытаясь объяснить враждебность «регацян» к молдаванам, И. Пеливан и О.Гибу утверждали, что воспитанная на русской культуре, молдавская интеллигенция вообще «считает румын низшей расой»164. Бессарабцев шокировали не только шовинизм функционеров-румын, но и гораздо более низкий, чем в Бессарабии, уровень межэтнической толерантности в румынском обществе в целом.

Мощным фактором, провоцирующим вражду к Румынскому государству, являлось то обстоятельство, что культуры и языки славян, гагаузов, немцев, других национальных сообществ Бессарабии не получили официального признания, подлежали исключению из публичной сферы и подавлению. Относительно евреев Бухарест проводил политику их вытеснения из страны. При всем том положение культур национальных меньшинств было менее угрожающим, чем состояние молдавской культуры, поскольку их интеллигенция, в отличие от интеллигенции молдавской, сохранила концептуальное единство.

Еще более действенным фактором отчуждения между бессарабцами и румынами являлось использование Бухарестом в Бессарабии не применявшейся в других аннексированных Румынией провинциях пресловутой «Бессарабской системы» управления, представлявшей собой, как показано, режим террора, грабежа и произвола. Одиозность этой системы была очевидна и для демократов Румынии. «С момента вооруженной оккупации, — отмечал в 1935 г. писатель Скарлат Каллимаки, — и до сегодняшнего дня Бессарабия рассматривается как колония с населением низшей расы, а отсюда и необходимость применения специфических колониальных методов правления». До последних дней оккупации румынская полиция применяла истязания и пытки.

Террористический характер румынской политики в Бессарабии был обусловлен не только государственной идеологией Румынии, но и ее преступными целями и задачами, противоречащими обязательствам, принятым на себя Румынией перед мировым сообществом, и декларациям ее правителей. Навязывание населению идеологии румынизма, отрицание бессарабских культурных традиций и ценностей каждого из этносов Бессарабии, также было закономерно как продолжение политики конструирования румынской нации «сверху». Национальная политика оккупантов была направлена не только против национальных меньшинств, но и против культурной самобытности этнического большинства — молдаван. Молдавский партикуляризм был несовместим с государственным мифом об однородности румынской нации.

С аннексией области Румынским государством все социальные группы и национальные сообщества Бессарабии связывали снижение своего социального статуса, утрату гражданских свобод, оскорбления национального достоинства. Рабочий класс и большинство крестьянства не могли простить оккупантам потерю социальных прав и земли, полученной в год революции. Разорение бессарабской буржуазии и ее оппозиционность румынской власти ослабили в Бессарабии социальный антагонизм революционных времен. Этнополитические чистки среди служащих, замена помещиков-молдаван, русских, поляков и других помещиками-румынами в ходе аграрной реформы 1920-1923 гг. были осознаны общественностью как курс на устранение бессарабской элиты. Имущие слои также были недовольны утратой позиций в экономике и обществе, политикой румынизации. Унижение от сознания, что отныне общественное положение человека определяется по рождению, его принадлежностью к дискриминируемому региональному сообществу и национальному меньшинству, порождало в народе, воспитанном на гуманистических традициях русской культуры, досаду, горечь и ненависть. Наличие общих интересов, сознание общей судьбы побуждало к единению. Формой поиска нравственной опоры в местной традиции, мобилизации внутренних ресурсов на жестокий вызов эпохи стало формирование бессарабского регионального сознания.

Бессарабизм являл собой совокупность представлений бессарабцев о себе и своем месте в мире, политическую традицию, а также форму массового политического и культурного сознания, в которых центральное место занимали интересы полиэтничной общности Бессарабии. В отличие от румынизма, бессарабизм включал уважительное отношение к молдавской национальной самобытности, молдавскому самосознанию, к культурной и лингвистической специфике Бессарабии, к существующему в области молдавско-русскому двуязычию. Суть бессарабизма заключалась в психологической связи между бессарабцами различных национальностей, более выраженной, чем земляческая, отграничивающей их от румын. В отличие от румынских националистов, деятели бессарабизма апеллировали не к кровному родству, а к родству духовному, трактуемому ими как современная форма региональной идеологии. Бессарабизм включал бессарабский патриотизм и бессарабскую региональную солидарность, оппозиционность Румынскому государству и ориентацию на Россию, — традиционную в кругах буржуазии, не приемлющей существующий в СССР общественный строй, и советскую — у рабочих, ремесленников, большинства крестьян. Бессарабизм был направлен на защиту региональных экономических, социальных, национально-культурных, политических интересов населения Бессарабии от внешней силы — Румынского государства.

Одной их духовных основ регионального сознания, источником исторического оптимизма бессарабцев и их уверенности в отношениях с румынами являлась их гордость былой причастностью к величию и мощи Российской империи, знанием русского языка, связью с великой русской культурой. Характерной чертой бессарабизма была защита функционального пространства русского языка не только русскими и украинцами, но и молдаванами, болгарами, евреями, гагаузами, их приверженнность русской литературе и искусству. Дореволюционные времена молдаване считали достойной страницей молдавской истории и чем дальше, тем чаще трактовали как Золотой век, «времена чести, изобилия и цивилизации».

Уровень культурной зрелости, достигнутый к моменту оккупации молдавским народом, помешал правящим кругам Румынии внушить молдаванам представление о их биологическом родстве с населением Страны Румынской, об отсутствии у них собственной истории и достойной уважения культуры. Миф о их принадлежности к румынской нации остался для большинства молдаван пропагандистской декларацией, лишенной фактических оснований. Обладая особым, решительно отличавшимся от румынского политическим и духовным опытом, включая школу двух русских революций, бессарабцы по-своему, отличным от «регацян» образом, оценивали политические, экономические, культурные реалии Румынии и перспективы дальнейшего бытия Бессарабии.

Революция 1917 г. и кратковременное существование молдавской государственности обновили историческую память молдавского народа. По мере осознания неравноправного положения Бессарабии в системе Румынского королевства воспоминания об упразднении румынскими властями Молдавской Демократической Республики приобретали у молдаван все более травмирующий характер. Попытки воссоздания Молдавского государства, предпринятые советскими властями в ходе гражданской войны (май 1919 г.) и татарбунарскими повстанцами (сентябрь 1924 г.), означали признание молдавской государственной идеи как политической реальности.

Идея восстановления молдавской государственности противостояла идеологии румынизма и политической практике унитарной Румынии. В то же время провозглашение на Левобережье Днестра Молдавской автономной республики (12 октября 1924 г.) продемонстрировало совместимость этой идеи с традиционной ориентацией молдаван на Российское государство. В 1918-1940 гг. идея воссоздания Молдавского государства, хотя бы в виде Бессарабской автономии в составе Румынии, утвердилось в идеологии молдавизма. Поддержка этой идеи также немолдавским населением превратила ее в одно из основных требований бессарабского сообщества.

Объединяющей чертой бессарабизма являлся его надэтнический и надклассовый характер. Распространение региональной идеологии в массах было облегчено ее способностью включить в себя комплекс национальных идей, — молдавской, русской, украинской, еврейской, болгарской, немецкой и других, — а также тем обстоятельством, что суверенитет Бессарабии осмысливался в бессарабизме как свобода бессарабцев от иностранного господства.

Бессарабизм не избежал идеализированного представления о бессарабцах и о прошлом Бессарабии. С конца 20-х гг. начали складываться мифы о национальном движении начала века и о Молдавской республике 1917-1918 гг. Общественное мнение о «регацянах», о которых население судило по румынским чиновникам, жандармам, военным, было суммировано в расхожей фразе: «Румын — это не национальность, а профессия». И все же униженное положение Бессарабии в составе Румынии обусловило ориентацию бессарабизма на поиск оснований для самоутверждения скорее в этнокультурной сущности бессарабской общности, чем в воспоминаниях о величии рухнувшей империи. Культурное превосходство над «регацянами» сублимировалось у бессарабцев как превосходство нравственное.

Таким образом, бессарабизм отражал представление бессарабцев о себе как особой региональной духовной общности, их уважительное отношение к национальным ценностям каждого из народов Бессарабии, комплиментарные или, во всяком случае, корректные внутрирегиональные межэтнические отношения, неприятие румынской власти. Приверженность молдавской государственной идее не противоречила идее реинтеграции Бессарабии с Россией. Бессарабизм представлял собой надэтническую идеологию, предъявляющую Румынскому государству требования от имени полиэтничного регионального сообщества.

Бессарабизм формировался в обществе, пережившем период крайнего социального антагонизма. Большинство бессарабцев полагало, что воссоединение края с Россией будет обеспечено торжеством революции. В состав Красной Армии влились участники боев с интервентами и тысячи бессарабских беженцев 1918 г. Директория, созданная хотинскими повстанцами, рассматривала себя как штаб общебессарабского восстания против румынской оккупации, поднятого за воссоединение области с Россией, «орган высшей власти на освобожденной территории» Бессарабии. «Директория, — отмечено в «Приказе №2 Бессарабской Директории» от 10(23) января 1919 г., — начав великое дело освобождения родной Бессарабии от тяжелого ига румынского правительства…». Продолжая и после поражения восстания борьбу за освобождение Бессарабии, его участники пополнили ударные части Красной Армии.

В годы гражданской войны молдаванин С.Г. Лазо, выходец из дворян, командовал красным Забайкальским фронтом, а затем возглавлял партизан, сражавшихся с японскими интервентами на Дальнем Востоке. Молдаванин М.В. Фрунзе руководил разгромом белых армий на Урале и в Крыму, установлением Советской власти в Средней Азии, а подполковник русской армии М.В. Молкочан (Малкочану) командовал фронтом, а затем Армянской Красной Армией. Еще один молдаванин, летчик И.К. Спатарел, командовал красной авиацией, а уроженец Бессарабии контр-адмирал А.В. Немитц — красным Черноморским флотом и всеми морскими силами Советской Республики. Уроженцы Бессарабии И.Ф. Федько, И.Э. Якир, Г.И. Котовский командовали соединениями Красной Армии.

Имущие слои населения залог освобождения Бессарабии от румынской оккупации усматривали в восстановлении единой и неделимой России. Бессарабский депутат Государственной Думы В.М. Пуришкевич организовал один из первых антисоветских заговоров; он же и другой бессарабец, журналист М.Н. Бялковский, один из руководителей «Освага», пропагандистского ведомства правительства А.И. Деникина, выступили идеологами российского государственно-охранительного движения на Юге России. Молдаванин А.А. Червен-Водали стал министром внутренних дел в правительстве России, сформированном в Сибири адмиралом А.В. Колчаком. Глава старинного рода молдавских бояр бывший депутат Государственной думы А.Н. Крупенский возглавил в Кишиневе организацию сопротивления буржуазных кругов — «Комитет спасения Бессарабии», и во время Парижской мирной конференции (1919г.) чинил препятствия закреплению Бессарабии в составе Румынии. Его брат В.Н. Крупенский, посол Временного правительства в Японии, способствовал формированию правительства А.В. Колчака, а третий из братьев, бывший депутат Государственной думы П.Н. Крупенский, возглавил русских монархистов в эмиграции. Трое членов рода Крупенских, трое братьев Туркул, трое офицеров-потомков молдавских бояр Семиградовых (Шаптесате), более трехсот других офицеров-бессарабцев, преимущественно молдаван, сражались в рядах белых армий, особенно в составе Дроздовской дивизии, которой командовал генерал А.В. Туркул, уроженец Тирасполя. Вероятно, не без влияния бессарабцев, боровшихся по обе стороны баррикад, ни красные, ни белые не признали аннексию Бессарабии Румынией.

Одно из достоинств бессарабизма заключалось в том, что он создавал почву для сотрудничества политически разнородных сил и увязывал национально-государственные чаяния этнического большинства, молдаван, и интересы немолдавского населения, гармонизируя их. Бессарабизм представлял собой также форму преодоления социально-классового раскола на основе сотрудничества в борьбе за достижение общих патриотических целей. Бывшие белогвардейцы не сошлись с коммунистами в оценке существующего в СССР политического строя, но по более актуальному в условиях оккупации вопросу об отношении к румынской власти в Бессарабии фундаментальных расхождений у них не было.

С бессарабизмом оказалась совместима коммунистическая идеология. Ее влияние определялось не только привлекательностью социальных лозунгов коммунистов, но и решительным неприятием бессарабской коммунистической организацией режима румынской оккупации, ориентацией коммунистов на воссоединение области с Россией. Симпатии к проводимой в СССР социальной политике, во многом идеализируемой, усиливали поддержку пророссийского ирредентизма рабочими и большинством крестьянства. Идеи бессарабизма разделяли и столь разнородные общественные формирования как упомянутый буржуазный «Комитет спасения Бессарабии», Бессарабская монархическая организация генерала Е.Леонтовича, Союз православных христиан, руководимый адвокатом Алексеем Опрей, этнокультурные организации русских, евреев, немцев. Бессарабизм открывал возможности для параллельных действий различных по классовой природе политических сил во имя решения общерегиональных патриотических задач.

Какой же общественный слой определял политический характер бессарабизма?

Буржуазия и буржуазно-ориентированная интеллигенция выражали его в осторожной форме молдавского культурного регионализма. Но его эффективность как средства политической мобилизации народа оказалась наиболее очевидна в действиях рабочих и крестьян, у которых бессарабское региональное сознание сочеталось с симпатиями к лозунгам большевиков и к России. Социально обусловленные опасения имущих слоев по вопросу о воссоединении Бессарабии с СССР не исключали поддержки ими других требований бессарабизма.

Бессарабское региональное сознание стало действенной формой групповой идентификации. Границы бессарабской общности были во многом сходны с границами нации. Оставаясь молдаванами или русскими, евреями или болгарами, украинцами или гагаузами, сознание своей принадлежности к бессарабской общности жители Бессарабии сохраняли и эмигрируя в Румынию, в СССР либо в другие страны. Огромная, учитывая численность населения края (3,2 млн. чел. в 1918 г., 2,9 млн. чел. — в 1930 г.) бессарабская эмиграция, более полумиллиона человек, (более 300 тыс. в СССР, 150 тыс. в странах Западной Европы, более 30 тыс. в Бразилии и т.д.), политически и социально неоднородная, была едина в своем неприятии румынской оккупации Бессарабии, всей политики Румынии в крае. В СССР и ряде стран Западной Европы бессарабские эмигранты — русские, евреи, молдаване, — создали сеть обществ бессарабцев.

Степень радикализма сторонников бессарабизма определялась в основном их социальным статусом. Промежуточные круги требовали социальных, лингвистических и этнокультурных прав, административной автономии Бессарабии в составе Румынии, но большинство бессарабцев, — особенно рабочие и крестьяне-бедняки и середняки, — стояло за воссоединение края с Россией. Таким образом, бессарабизм был структурирован по степени радикализма, а не по программным задачам: все приверженцы этой идеологии отвергали румынский национально-государственный проект и придерживались геополитической ориентации на Россию.

Анализ бессарабизма в его основных проявлениях наводит на парадоксальную мысль: в сущности, он представлял собой не идеологию, основанную на вере, а объективную картину бессарабской действительности времен оккупации. Не получив за исторически краткий срок своей актуальности традиционного оформления в виде учения, бессарабизм пропагандировался едва ли не всей печатью Бессарабии и, находя повседневное подтверждение в действительности, стал у бессарабцев общепринятой формой массового сознания.

Создав идеологическую основу для взаимодействия политически самых разнородных формирований бессарабской оппозиции, региональная идентичность проявила себя как могучее средство общественной мобилизации. В принципе румынская политика должна была спровоцировать в Бессарабии распространение антирумынского шовинизма — как произошло в Трансильвании, почти одновременно с Бессарабией включенной в состав Румынского государства. Однако в Бессарабии проповедь шовинистической ненависти к другим народам, включая титульную нацию оккупирующего государства, была несовместима с национально-интегрирующей функцией бессарабизма. Исходя из принципов интернационализма и из необходимости взаимодействия елевыми силами Румынии, проявлениям национализма противодействовали бессарабские коммунисты. Эволюция межнациональных отношений по трансильванскому сценарию была в Бессарабии блокирована. Это обстоятельство не изменило ориентации бессарабцев на воссоединение Бессарабии с Россией и усилило их сплоченность в противостоянии Румынскому государству.

Представительство области в румынском парламенте ограничивала дискриминационная норма: если в Старом королевстве один депутат выставлялся от 40 тыс. избирателей, то в Бессарабии — от 60 тыс.. Маргинальный характер этничности в бессарабизме, традиционное у бессарабцев отвращение к шовинизму румынские партии использовали в целях еще большего сокращения представительства Бессарабии в румынском парламенте. Согласно гневной оценке К.Стере, треть депутатских мандатов от Бессарабии получали уроженцы других провинций Румынии. Это затрудняло законодательную защиту региональных интересов. Но отказ Бессарабского освободительного движения от апелляций к национализму способствовал духовному сплочению многонационального населения области. Бессарабизм стал общепринятой идеологией Бессарабского освободительного движения. Бессарабская общность нашла впечатляющее воплощение своей самостоятельности:

—              в вооруженной борьбе против румынской интервенции в начале 1918 г., в Хотинском, Бендерском, Татарбунарском восстаниях, в партизанских действиях и актах активного сопротивления крестьянства румынским войскам и администрации в первые годы оккупации;

—              в массовом рабочем движении, в открытых выступлениях политического протеста, в деятельности подпольных (коммунистических, эсеровских, крестьянских и иных) и полулегальных (монархических, национально-патриотических) организаций;

—              в этнокультурном сопротивлении молдаван и национальных меньшинств; в движении молдавских регионалистов;

—              в защите традиций Молдавской православной церкви, особенно богослужения по старому стилю.

Бессарабское сопротивление было полиэтничным. Свидетельством тому не только присутствие среди организаторов вооруженного отпора интервентам, вождей восстаний и руководителей подполья молдаван Василия Рудьева, Георгия Барбуцы, Николая Попы, Георгия Палади, Леонтия Цуркана, Константина Сырбу, Антона Оники, Андрея Пэлэрие, Сергея Ревенялэ, Михаила Брашована, русских Андрея Клюшникова, Иустина Батищева, Ивана Шимкова, украинцев Никиты Лисового и Сергея Бурлаченко, выходцев из русско-молдавских семей Григория Борисова (Старого), Павла Ткаченко (Я.Я. Антипова) и Юрия Короткова, евреев Иосифа Суслика (Бадеева), Иосифа Бужора, Хаи Лившиц, Иосифа Моргенштерна, болгарина Александра Ганева, гагаузов Ивана Шишмана и Павла Николаева, немца Самуила Бантке. Политически более значимо то обстоятельство, что в Бессарабии царил межнациональный мир, а в повстанческих отрядах и подпольных организациях, в забастовочных комитетах и колоннах демонстраций протеста плечом к плечу сражались и шагали люди всех национальностей.

К бессарабскому освободительному движению были причастны все классы бессарабского общества. В восстаниях, особенно в Хотинском, начатом отрядом молдавских партизан под командой Георгия Барбуцы, участвовали не только рабочие и сельские бедняки, но и зажиточные крестьяне, офицеры-выходцы из буржуазии. Организации, оппозиционные Румынии, создавали рабочие и крестьяне, земские деятели и учителя, служители церкви, журналисты, студенты. Часть молдавской интеллигенции, не признавшая культурного поражения, выступала в защиту молдавской истории и молдавской культурной традиции, выявляла и пропагандировала молдавские и общебессарабские традиции. Русские и болгары, евреи, украинцы, немцы, поляки отстаивали культурные институты своей национальной самобытности — школу, церковь, прессу, театр, — боролись за сохранение за русским языком его функции языка публичного.

Составной частью патриотического Бессарабского фронта была часть молдавской интеллигенции. Под лозунгом бессарабского регионализма она выступила на защиту молдавской культурной традиции. Ее идеологическая работа заключалась в выявлении, фиксировании и пропаганде молдавских и, — поскольку речь шла о межэтнических отношениях и культурном взаимодействии в прошлом и в настоящем, — общебессарабских традиций. Историки и литераторы Бессарабии утверждали этнокультурную самобытность молдаван, выявляли наличие у них собственной истории, культуры, традиций, национального сознания.

Часть бессарабцев оставалась враждебна большевикам потому, что именно на них возлагала вину за «смуту» 1917 г., создавшую условия для захвата Бессарабии румынскими войсками, за церковные гонения. Правящую партию СССР они обвиняли в неспособности изгнать оккупантов. Но молдавские патриоты и даже молдавские националисты видели в России опору молдавской самобытности. Поэтому их вражда к СССР не распространялась на русский народ. Зато их приверженность румынизму оставалась ситуативной и декларативной, проявлением «бессарабской хитрости». Против проводимой Бухарестом в Бессарабии политики террора, национальной дискриминации и подавления национальных культур протестовали даже люди, запятнанные участием в оформлении акта аннексии Молдавской Республики в 1918 г. Защищая позиции русского языка, десятки молдаван, в том числе бывшие деятели Молдавской Демократической Республики Пантелеймон Ерхан, Даниил Чугуряну, Василий Чижевский, Василий Цанцу и другие играли главные роли в выпуске русских газет.

О немцах в исторической литературе имеются упоминания как с единственной национальной группе Бессарабии, в 1918 г. принявшей «присоединение» Бессарабии к Румынии. В 1924 г. немцы выступили против повстанцев Татарбунар. Но одним из повстанческих отрядов командовал Ф.Балц, вероятно, немец. Те же немцы, отстаивая праве обучать детей на немецком языке, пытались создать на юге Бессарабии нечто вроде национально-культурной автономии, разрабатывали план массового переселения в Канаду. Бессарабский немец Владимир Карлович Шмидт, градоначальник Кишинева, стал одним из лидеров патриотического «Союза спасения Бессарабии», комиссар бригады Красной Армии С.С. Бантке — деятелем Бессарабского коммунистического подполья, журналист Генрих Блок редактировал газеты, выходившие в Кишиневе на русском языке и защищал право бессарабцев обучать на этом языке детей, немцы Гамер и Шумахер, баронесса Гейкинг в пору гонений на все русское возглавляли в Кишиневе русские школы. До 1933 г. бессарабские немцы, в общем, продолжали ориентироваться на Россию.

Имелась ли у оккупантов в Бессарабии социальная опора?

Они пытались создать таковую. Единственным классом, достигшим в 1918-194С гг. некоторой стабилизации своего положения, было зажиточное крестьянство (2% населения). Но даже кулачество, политически связанное с румынской властью, не спешило отрекаться от принадлежности к роду молдаван. Колеблющаяся в своей национальной самоидентификации прослойка интеллигенции 30-х гг., «поколение на перепутье», не обрела в бессарабском обществе морального авторитета. Закрепить Бессарабию в составе Румынии ее правящие круги рассчитывали путем колонизации провинции. Уже к 1930 г. в Бессарабии были размещены 80 тыс. румынских колонистов. Они составили в крае основную социальную базу фашистских формирований.

Ответом на оккупацию Бессарабии стал Бессарабский фронт сопротивления. Население Бессарабии не стало частью румынской политической нации. Бессарабцы сформировались в региональную политическую нацию — с особыми региональными политическими интересами, региональными политическими и общественными формированиями, региональными лидерами, безразличием к государственным интересам Румынского королевства. Отчуждение между ними и «регацянами» так и не было преодолено. Выражая, но и утверждая общественное сознание, бессарабская пресса и в конце 30-х гг. продолжала писать о Румынии как об иностранном государстве, в центре ее внимания оставались бессарабские нужды и события в России. Понятие «бессарабский народ» выражало суть бессарабской национально-региональной идентичности. 2августа 1940 г. с трибуны Верховного Совета СССР участница делегации трудящихся Бессарабии учительница из Оргеева молдаванка З.А. Крэчунеску заявила, что она выступает «от имени бессарабского народа».

Существование приемлемой для большинства бессарабцев общественно важной цели — избавления от власти Румынии и воссоединения Бессарабии с Россией, — сплачивало бессарабское общество, объединяло его в борьбе против политики официального Бухареста. Эта борьба приобретала самые разнообразные формы, она включала вооруженные восстания, партизанские действия, подпольную работу, рабочее и крестьянское движение, морально-политическое, этнокультурное и духовное сопротивление.

П.Шорников, книга Бессарабский фронт. 1918-1940гг.

/продолжение следует/

Бессарабский фронт (1918 -1940)

II. ВООРУЖЕННАЯ БОРЬБА НА БЕССАРАБСКОМ ФРОНТЕ (продолжение)

Восстание в Бендерах под лозунгом «Вон румын из Бессарабии!», несомненно, было инициировано правительством Бессарабской ССР. 27 мая 1919 г. в 5 часов утра через Днестр у крепости переправился отряд из 150 солдат Красной Армии — бывших партизан-бессарабцев. В половине километра от города через реку на трех судах переправились еще три роты общей численностью 300-400 человек. При поддержке артиллерийского огня с восточного берега партизаны атаковали интервентов в городе. В операции приняли участие члены правительства Бессарабской ССР, сотрудники его аппарата и команда охраны правительственного поезда. Расчет на поддержку партизан населением оправдался. Рабочие станции еще до начала боев блокировали движение по железной дороге. Подпольная организация большевиков, руководимая Г.И. Борисовым (Старым), бывшим председателем Бендерского Совета рабочих и солдатских депутатов П.В. Добродеевым и другими революционерами, ввела в бой боевые дружины железнодорожников, рабочих типографии, некоторых предприятий. Отряд Василия Мунтяна занял железнодорожный вокзал. Несмотря на полученные в бою ранения в голову и ногу, Мунтян продолжал командовать повстанцами. Другими отрядами повстанцев командовали члены бендерского подпольного комитета РКП(б) И.Шаповалов, И.Турчак, А.Анисимов.

К восставшим присоединились сотни рабочих, в подпольные группы не входивших. «Частая дробь ружейной перестрелки, пелемётное татакание, багровые вспышки выстрелов, — засвидетельствовал участник восстания И.Ф. Шимков, — прорезали предрассветную мглу. Нас не нужно было будить — никто не спал. Как только отряд переправился через Днестр и завязался бой у городской крепости, мы дружно поддержали красноармейцев». Семеро повстанцев во главе с рабочим Л.Р. Житковым выбили румынских полицейских из 2-го полицейского участка на Каушанской улице. В перестрелке погиб участник группы молдаванин кузнец Сергей Будурян. Тем не менее, группа отправилась на Софиевскую улицу, где взяла в плен 11 французских солдат. Среди активных участников восстания были токарь Бендерских железнодорожных мастерских С.Ф. Ревенялэ, рабочие М.Д. Мокан, И.Д. Мордкович, Н.С. Соколов, С.Н. Степанов, Я.И. Таран, Т.С.Чебанов, жители пригорода Гиска Д.А. Иванченко и Д.Е. Демкин. Повстанцы заняли помещения городского управления, казначейства, казарм.

В ходе восстания обнаружились результаты работы большевистского подполья по разложению оккупационных войск. Французские войска, охранявшие берег Днестра, даже не попытались сорвать переправу партизан. В освобождении Бендер приняли участие и румынские военные. В материалах румынского военно-полевого суда названы четверо солдат, которые, «из Тирасполя перешли Днестр с первыми транспортами в город Бендеры, ведя бой вместе с большевиками против наших и союзных армий». Румынские части, дислоцированные в Бендерах, бежали из города. Румынский гарнизон Бендерской крепости, лишь обозначив сопротивление, поднял белый флаг. В крепости четверо солдат, охранявших денежный ящик, как только появились партизаны-бессарабцы, сами передали им кассу — свыше 16 миллионов рублей русскими и румынскими деньгами. На улицах румынские солдаты раздавали рабочим оружие, заимствованное во французском цейхгаузе. Находящаяся в Кицканах румынская батарея отказалась обстреливать Тирасполь. На сторону восставших перешла часть солдат 4-го и 37-го французских полков. Несколько сот французских солдат вышли на берег Днестра и умоляли повстанцев переправить их в Тирасполь.

К 7.20 утра партизаны заняли Бендерскую крепость, казначейство и железнодорожную станцию Бендеры-2. Город находился в руках восставших более двух часов. Поскольку румынская полиция и чиновники бежали, расправ над оккупантами не последовало. В день восстания «пропали» только румынский судья, мелкий функционер полиции и информатор сигуранцы. Затем французская артиллерия начала обстрел города. Румынские части предприняли контратаку; в бой были введены также алжирские стрелки и польские легионеры. Повстанцы начали отступление. Несмотря на пулеметный огонь, который вели со стороны села Варница румыны, на восточный берег Днестра сумели уйти руководители и многие активисты Бендерского подполья, сотни рядовых участников восстания. Переправились через реку также 100 французов и гораздо большее число румынских солдат, покинувших свои подразделения в начале боя в Бендерах. Тирасполь и его окрестности, сообщалось 5 июня 1919 г. в газете «Комунистул», «переполнены румынскими дезертирами, сбежавшими из румынской армии».

В бою погибли трое сотрудников правительственного аппарата Бессарабской ССР, а четверо пропали без вести. Командир отряда железнодорожников В.П. Мунтян, будучи ранен, уйти за Днестр не смог. В течение двух недель он скрывался в Бендерах, но был схвачен и помещён в бен-дерскую, а затем в каушанекую тюрьму. Отсюда он был выкуплен подпольщиками и в марте 1920г. переправлен в Тирасполь. Впоследствии В.П. Мунтян работал в ВЧК; с марта 1926 г. находился на дипломатической службе в Вене, а затем в Берлине. Некоторых подпольщиков, схваченных карателями, советское командование выменяло, освободив пленных румынских офицеров. Но на населении Бендер оккупанты отыгрались. «Заняв город, — вспоминал Л.Р. Житков, — румыны жестоко расправились с участниками восстания. 46 человек без суда и следствия были расстреляны в нижних укреплениях крепости со стороны Варницы. Много восставших было расстреляно на месте — в городе, в садах, на кладбище». Из еврейской больницы румынские жандармы вывели находящихся в ней раненых и расстреляли их. Персонал больницы был предан военно-полевому суду. Расстрелы молодых людей, подозреваемых в симпатии к большевикам, проводились и в Аккермане, где восстания не было. Только в первый день после подавления восстания были взяты под стражу 1500 жителей Бендер. Их почти не кормили и подвергали пыткам.

Весь этот ужас румынским карателям позволяло творить присутствие в районе Бендер 9 полков французской армии. Их солдаты, — за исключением личного состава колониальных частей, — были настроены революционно. Французский 58-й пехотный полк еще до восстания, 17 мая, командование было вынуждено разоружить и отправить на родину. В июне бунт вспыхнул во французском полку, дислоцированном в Аккермане. Размещенные южнее Бендер польские легионеры, примерно 1000 чел., дезертировали. Но в село Паланка прибыли греческие войска. 1июня 1919 г. генерал Кот, командующий 16-й пехотной дивизией колониальных войск, не желая нести ответственности за расправы, чинимые в городе румынской полицией и войсками, потребовал согласовывать с ним приведение в исполнение смертных приговоров. Однако французские офицеры задерживали участников восстания и передавали их румынской полиции. Французскими патрулями были арестованы 65 «большевиков».

Французский «контроль» не помешал румынским властям продолжать террор. В сводке Бессарабского Советского правительства, направленной 18 июня в СНК Украинской ССР, о положении в Бендерах после восстания сказано: «Почти ежедневно производится обыск в домах, произведен учет населения каждого дома. Если при обыске дома не окажется кого-либо из домашних, то таковые считаются шпионами и большевиками, арестовываются и предаются наказаниям и пыткам. Из наказаний применяются: наказания розгами, бьют молотками по локтям, становят босыми ногами на раскаленное железо, прищемляют пальцы в скважины. Арестованным дают арестантский паек раз в сутки. Семьи лиц, бежавших из Бессарабии на Украину, подвергаются поголовному расстрелу… Черным террором население доведено до такого отчаянного положения, что по всей Бессарабии раздаются вопли о немедленном принятии Россией спешных мер к спасению; повсюду раздаются вопли: Спасите…… Крики отчаяния и ужаса, отмечено в газетном сообщении тех дней, доносились из Бендер на другую сторону Днестра.

Интервенты попытались обезглавить подполье. 24 июня-29 августа 1919 г. они провели в Кишиневе «процесс 108-и». В числе подсудимых оказалось большинство членов Бессарабского обкома РКП(б) и Бессарабского военно-революционного комитета. Руководители подполья О.Горбачев, И.Криворуков, В.Воронцов, Н.Осипов, Г.Понятовский, А.Поплавский, Ф.Цуркан и другие, всего 19 чел., были приговорены к смертной казни (большей частью заочно), еще 21 — к пожизненному заключению, 30 — к различным срокам тюремного заключения.

Другой мерой, призванной предотвратить в Бессарабии восстание, стало изъятие у населения оружия. Румынские войска и полиция проводили в городах и селах массовые обыски. Однако эта операция, доложил агент деникинской армии в Кишиневе полковник Ковальков, провалилась, потому что «в то время население особенно восставало против отобрания у него оружия и успешно его прятало». Тогда возник коварный план: изъять у населения оружие под видом его сбора для Добровольческой армии. Проект был одобрен командующим румынскими войсками в Бессарабии генералом Войтояну. Однако в способность белых восстановить российскую государственность население Бессарабии не верило, и эта операция по разоружению также не удалась. Страх перед восстанием так и не покинул оккупантов. Требование сдать «всякое оружие» содержал даже приказ командующего 3-м армейским корпусом генерала Канчулеску о введении в Кишиневе осадного положения от 12 января 1934 г.

Еще одной превентивной мерой стало содействие румынских властей вербовке офицеров старой русской армии и их отправке в области, контролируемые белыми правительствами. Уже в январе 1918 г. регистрацией офицеров с целью их направления, якобы, на Север России, получив деньги от французской миссии в Яссах, занялся в Кишиневе царский генерал Асташев. Осенью вербовку офицеров для армии А.В. Колчака продолжил некто М.К. Ферендино. Весной 1919 г. по предложению члена французской военной миссии в Яссах маркиза Беллуа вербовку офицеров для армии А.И. Деникина продолжил проживающий в Кишиневе штаб-ротмистр князь П.С. Трубецкой. Только Ферендино, используя их бедственное положение, набрал 150 офицеров; 50 из них уехали служить не в Сибирь, а в армию Деникина. Всего штаб южного центра Добровольческой армии в Одессе переправил из Бессарабии в армию А.И. Деникина до 300 офицеров. Гораздо больше офицеров ушло за Днестр без содействия вербовщиков. Полковник генерального штаба Васильев, прибыв в мае 1919 г. в Кишинев, убедился, «что вербовать уже почти некого, кто мог и хотел, те уже выехали в [деникинскую] армию, осталась на месте небольшая группа лиц, тесно связанных с местом семейно или материально. Часть из них не может выехать, ибо румыны уроженцев [Бессарабии] не выпускают, а часть и не хочет никуда ехать». Таким образом, офицеры-патриоты России были из Бессарабии большей частью удалены.

Из неудачи двух восстаний, Хотинского и Бендерского, руководство Бессарабского подполья сделало должные выводы. Оно поставило перед Закордонным отделом ЦК РКП(б) вопрос о пересмотре курса на освобождение Бессарабии посредством восстания, и в июне 1920 г. соответствующее решение было принято. Но боевые крестьянские организации сохранились и продолжали вооружаться, нередко предпринимая партизанские действия, а румынские власти обращались с населением с вызывающей жестокостью. Третье бессарабское восстание стало неизбежным.

Татарбунарское восстание. Молдавские советские историки С.К. Брысякин и М.К. Сытник объясняли Татарбунарское восстание в основном социально-экономическими причинами, но упомянули и о влиянии на ход событий эпизодов советско-румынской дипломатической борьбы: «Зверский оккупационный режим, пресловутая [аграрная] реформа 1918-1924 годов, неурожай 1924 года, ни в коей мере не смягчивший свирепую налоговую политику захватчиков, срыв боярской Румынией Венской конференции 27 марта — 2 апреля 1924 года и отказ королевского правительства провести предложенный Советским Союзом плебисцит в Бессарабии — вот та почва, в которой зрели семена народного восстания». О том, что летом 1924 г. было объявлено об окончании земельной реформы, в ходе которой крестьяне были лишены двух третей земли, полученной в 1917 г., обосновано напоминали и молдавские историки права. Можно допустить, что срыв румынским правительством Венской конференции по Бессарабии показал бессарабской общественности несостоятельность расчетов на воссоединение области с Россией мирным путем и вызвал активизацию революционных сил, а итоги грабительской аграрной реформы возмутили крестьянство. Социально-экономические предпосылки для вооруженного выступления имелись в избытке.

Однако сеть подполья в области формировалась с 1918 г., а Южно-Бессарабский ревком, а также местные ревкомы, подготовившие восстание, действовали с 1923 г. Свои планы они разрабатывали независимо от Бессарабского областного комитета Румынской коммунистической партии и не осведомлял его о своих намерениях. Закордонный отдел ЦК КП(б) Украины по заграничной работе (Закордот), снабжал революционные организации Юга Бессарабии оружием. Общее руководство подготовкой восстания осуществлял рыбак из Вилково Осип Поляков. Материалы, направляемые подпольным ревкомам, он подписывал «Военный руководитель Южной Бессарабии И.Платов». О.Поляков организовал нелегальную доставку оружия из Одессы в район Вилково, в место, именуемое Соленый Кут. Отсюда оружие на лодках доставляли на тайные склады в села Жебрияны, Нерушай, Чишмя. Члены Татарбунарского ревкома Николай Шишман, Иван Бежанович, Иустин Батищев, Леонтий Цуркан сформировали актив и организовали ревкомы в селах Шабо, Плахтеевка, Акмангит, Дивизия, Чишмя, Нерушай, Николаевка и других. Ревкомы также добывали оружие, подбирали людей, способных выступить против оккупантов, вели политическую подготовку восстания. К осени 1924 г. только в революционной организации волостного центра села Татарбунары состояли около 100 крестьян. В селе Чишмя на тайных складах хранились 600 винтовок.

У революционеров Южной Бессарабии имелись основания рассчитывать на поддержку населения центральных и северных уездов. За восемь месяцев, предшествующих Татарбунарскому восстанию, государственный субсекретарь министерства внутренних дел Румынии Г.Тэтэреску, будущий премьер, насчитал в Бессарабии 28 боевых столкновений партизан с жандармами: нападений на жандармские посты и патрули, вооруженного сопротивления при аресте, освобождения арестованных. Близ станции Пырлица партизаны, положив поперек пути шесть рельсов, прервали движение по железной дороге; у станции Страшены они устроили подкоп и заложили под рельсы взрывчатку, близ станции Бульбока обстреляли румынский поезд из пулемета. В столкновениях были убиты 22 жандарма, погибли также 8 партизан. В ночь на 28 июля у Бричан жандармы схватили несколько партизан и, с радостью садиста сообщил румынским парламентария глава МВД, сожгли их заживо. За это же время сигуранца раскрыла в Бессарабии около 10 вооруженных групп: две в Кишиневе и по одной в Аккермане, Тигинском уезде, селах Городиште, Ципово, Горешты, Машкауцы, Шабо. Аккерманские подпольщики при аресте оказали вооруженное сопротивление.

Однако силы, с которыми предстояло столкнуться повстанцам, были более чем внушительными. Дислоцированный в Бессарабии 3-й Армейский корпус румынской армии (со штабом в Кишиневе) включал 40 батальонов, 8 эскадронов, 44 батареи — всего 18 тыс. штыков, 10 тыс. сабель, 176 орудий и 486 пулеметов. Кроме того, в области находились пехотные части 2-го и 5-го Армейских корпусов: в Кишиневе — 2 полка, в Бельцах — 2, в Згурице — 3, в Аккермане, Оргееве, Калараше, Флорештах, Бендерах, Котюжанах, Сороках, Бричанах, Унгенах, Хотине — по одному полку. Еще три пехотных полка стояли в Бельцах, по одному — в Окнице и Флорештах. Кавалерийские полки были расквартированы: в Кишиневе — 3, в Бельцах — 2, в Страшенах, Скулянах, Ворниченах, Бричанах, Окнице и Арцизе — по одному. В Бессарабии дислоцировались 7 артиллерийских полков и два саперных батальона, а в Аккермане — жандармский и пограничный полки и личный состав военного лицея. В Бессарабии несли службу также 20 тыс. румынских жандармов.0 боевых качествах румынской армии бессарабцы были невысокого мнения, и все же присутствие в области такой массы войск сулило восстанию успех только в случае вступления в Бессарабию частей Красной Армии. Но война с Румынией в планы руководства СССР не входила, а наличие у Коминтерна планов организации восстания осенью 1924 г. остается недоказанным.

По существу восстание было спровоцировано оккупантами. В начале сентября 1924 г. румынские жандармы застрелили Ткаченко, крестьянина села Николаевка, за то, что он требовал вернуть ему вещи, отобранные сборщиком налогов. Южнобессарабский ревком получил сведения, что 50-60 вооруженных чем попало крестьян намерены расправиться с жандармами. Преждевременное выступление следовало предотвратить. С этой задачей в Николаевку были направлены член ревкома Иван Бежанович (И.К. Кольцов; известен также как И.Бежан, Пугачев) и несколько активистов подполья. Но было поздно. И.Бежанович и его товарищи возглавили выступление. В ночь на 11 сентября крестьяне сожгли здание примарии и архив, застрелили примара и двоих жандармов и освободили арестованных. Затем Бежанович, пользуясь наплывом крестьян в базарный день, устроил митинг и, по сведениям Г.Тэтэреску, «произнес пламенную речь, заявив, что послан из России делать революцию в Бессарабии и призвал мирных жителей к революции, зачитав и революционные листовки».

Власти Аккерманского уезда направили в Николаевку подразделение жандармов; были произведены аресты. Над подпольем нависла угроза разгрома. Связной Закордота О.Поляков находился в Одессе и никаких указаний дать не мог. 15 сентября А.И. Клюшникова (псевдоним — Ненин) созвал членов Южно-Бессарабского ревкома. По позднейшим данным сигуранцы, возможно, неполным, присутствовали И. Батищев, Н. Лисовой, И. Бежанович (Кольцов), Л. Цуркан и А. Павленко. Председатель ревкома села Нерушай Леонтий Цуркан доложил, что в связи с событиями в Николаевке проведены многочисленные аресты и в Нерушае, схвачены и некоторые члены ревкома. Участники заседания приняли решение о восстании, рассчитывая, что оно охватит всю южную Бессарабию, утвердили план действий и распределили обязанности.

Г. Тэтэреску также признал, что решение о восстании Южнобессарабский ревком принял самостоятельно, без участия Закордота. «Днем 15 сентября 1924 года, — сообщил он парламенту, — вновь состоялось собрание под председательством Ненина в доме Кирилла Назаренко в Татарбунарах. Здесь Ненин составил план предстоящего нападения на коммуну Татар-Бунар и план для остальных комитетов на всем юге Бессарабии, чтобы в ночь 15-16 сентября революция вспыхнула на всем юге Бессарабии. Вечером 15 сентября 1924 года комиссар Ненин поручил революционным главарям Татар-Бунар и особенно Никите Лисовому и Иустину Батищенко (правильно: Батищеву — П.Ш.), своим помощникам, известить определенных индивидов в Татар-Бунарах, состоящих в революционных комитетах, а также завербованных этими комитетами, собраться этой же ночью у Кирилла Назаренко, где находился Ненин, для вооружения и распределения по группам, с целью нападения на коммуну Татар-Бунары».

В ночь на 16 сентября участники Татарбунарской революционной организации собрались в предместье Восемки во дворе подпольщика Кирилла Назаренко и получили оружие, привезенное с тайного склада в селе Чишмя. Разбившись на три отряда под командой членов Южнобессарабского ревкома И.Батищева, Л.Цуркана и Н.Лисового, на рассвете 16 сентября повстанцы двинулись к центру Татарбунар. Захватить жандармов врасплох не удалось, они встретили отряды огнем пулеметов и винтовок. Однако повстанцы, опытные солдаты, убив в бою шефа жандармского поста и двоих жандармов, заставили остальных сдаться. Затем восставшие заняли здания примарии, почты и других учреждений. И.Батищев расставил у входов в село вооруженные посты. Вскоре в Татарбунары прибыли вооруженные отряды крестьян под командой Г.Черненко, И.Щербины и Ф.Балца. На здании примарии было воодружено красное знамя, а у входа в нее вывешен портрет В.И. Ленина.

Даже в изложении главного карателя действия повстанцев предстают корректными. «Захватив власть над этой коммуной, — продолжал Г.Тэтэреску, — комиссар Ненин приказал поставить часовых на всех входах и выходах этой коммуны, немедленно явиться к нему примару, перчептору, нотару, начальнику почтового отделения и всем служащим, находящимся в Татар-Бунарах, немедленно вывесив во всей коммуне красные флаги. Индивид Иустин Батищев, помощник Ненина, которому было поручено исполнение этих приказов, немедленно поставил часовых на всех входах и выходах из коммуны, а также в центре коммуны на главных улицах, приказав жителям вывесить красные флаги». Поскольку примар, сборщик налогов, начальник почты и другие чиновники выразили готовность подчиниться повстанцам, А.Клюшников, побеседовав с ними, предложил им оставаться на своих постах и выполнять указания революционной власти. Над государственными учреждениями, предприятиями, лавками были подняты красные флаги. В целях поддержания общественного порядка ревком сформировал отряд народной милиции под командой Г.Черненко. У состоятельных лиц, от участия в восстании воздержавшихся, ревком конфисковал оружие.

Перспектива освобождения Бессарабии вызвала у населения восторг. «Всюду царил небывалый энтузиазм,- свидетельствовал участник восстания И.Чора, — люди поздравляли друг друга с победой. У стариков от радости появлялись слезы на глазах. Малыши бегали по улицам распевая «Уже жандармов у нас не будет, будут русские большевики!». Все местечко в течение часа украсилось красными флагами. Лавки торговали. Улицы были запружены ликующими людьми». На митинг, созванный повстанцами, собрались тысячи крестьян с красными знаменами. Было провозглашено восстановление власти Советов и создание Молдавской Советской Республики в составе СССР. Ревком объявил мобилизацию трех возрастов. Митинг проходил под лозунгами «Земля и фабрики — трудящимся!», «Долой национальный гнет румынской буржуазии и помещиков!», «Да здравствует Молдавская Советская Республика!». «На этом же собрании, — подтвердило румынское следствие, — [Ненин] еще сказал, что красная армия вступила в Бессарабию для того, чтобы выгнать румынские армии, советуя жителям вооружаться для того, чтобы воевать против румынских войск вместе с красной армией. По окончании речи банды стреляли залпами, крича: «Да здравствует молдавская советская республика».

В тот же день восстание охватило ряд сел. «Революционеры, — продолжил глава МВД, — распространившись по коммунам, вооруженные винтовками и неся красные флаги, кричали жителям, что это революция, что Бессарабия провозгласила себя молдавской советской республикой и что Румыния не имеет более никакой связи с этой провинцией». 16 сентября, одновременно с татарбунарцами, восстали крестьяне села Чишма. Они сформировали боевой отряд во главе с председателем местного ревкома А.Е. Стеценко, разгромили жандармский пост, захватили помещения почты и примарии и в течение двух дней вели упорные бон с жандармами и королевскими войсками. Село несколько раз переходило из рук в руки. Вечером 17 сентября повстанцы Чишмы ушли на защиту Татарбунар. Около 150 человек влились в отряд повстанцев под командой И.К. Бежановича, прибывший в село Акмангит. На митинге, состоявшемся в селе Михайловка, было провозглашено восстановление Советской власти; часть крестьян присоединилась к повстанцам. Примкнули к восставшим татарбунарцам и бедняки села Нерушай. Объединившись с повстанцами села Эскиполос, нерушайцы сформировали боевой отряд под командой Л.Г. Цуркана. Повстанцы села Галилешты во главе с Артемом Асаки, взяв власть в свои руки, первым делом уничтожили архив жандармского поста. Принял участие в восстании и отряд самообороны крестьян села Жебрияны, созданный еще в январе 1918 г. В повстанческие отряды вступили и многие жители других сел. Всего в восстании приняли участие 6000 чел. Однако повстанцам остро нехватало оружия. Сформированный в Татарбунарах отряд из 150 кавалеристов в отсутствие винтовок пришлось вооружить вилами и косами. Отсутствовали также командные кадры.

Хотя в румынских документах неоднократно отмечается, что восстание вспыхнуло внезапно, есть основания полагать, что эти утверждения не соответствуют действительности. Румынские войска и, как ни странно, даже военный флот находились в оперативной готовности, а их командование располагало планом действий на случай восстания. Румынский флот, проводивший в это время учебные стрельбы в районе Махмудии, уже при первом известии о восстании в Татарбунарах высадил в городах Килия, Измаил, Вилково десанты общей численностью 5000 штыков. Наличие на кораблях целой стрелковой дивизии свидетельствует о заблаговременной подготовке карательной операции. «Моряки» провели в городах облавы, мужчин согнали на баржи и плоты и взяли под стражу. Имелись у морского командования и конкретные данные о подготовке восстания. Согласно официальной реляции, в ходе операции удалось «захватить многочисленные банды мятежников, скрывающиеся в селении Переправа, значительные количества оружия, снаряжения, пулеметов, взрывчатки, гранат, бомб, мин для железных дорог». По спискам, составленным заранее, сигуранца провела в городах и селах Юга Бессарабии массовые аресты «подозрительных» лиц. Восстание было локализовано.

На его подавление, сообщил Г.Тэтэреску, «правительство Румынии направило артиллерийские части III Армейского корпуса Румынской Армии и морскую часть. Первые воинские части из Четатя Албэ прибыли в зону [восстания] вечером 16 сентября 1924 года и сражались с мятежниками у моста между Татарбунарами и Акмангитом». В этом бою погиб Иван Бежанович (Кольцов). Против восставших были брошены многократно превосходящие силы: 10 полков пехоты, артиллерии и кавалерии. Кроме того, повстанцы столкнулись с противодействием местных немцев. Отряд И.Бежановича, с боями продвигавшийся к станции Сарата и к Аккерману, был остановлен у села Камчик отрядом из 150 колонистов и пулеметной батареей дислоцированного в Аккермане румынского 35-го пехотного полка.

В ночь на 17 сентября румынскими войсками были окружены Татарбунары и начат артиллерийский обстрел. Наутро каратели ворвались в село. “На заре 18 сентября, — признал Г.Тэтэреску, — румынские войска штурмом взяли Татарбунары — центр восстания, подвергнув село артиллерийскому обстрелу». А.И. Клюшников повел отряды восставших в село Чишмя, рассчитывая довооружить их оружием, хранящимся у Андрея Стаценко. Но на подступах к Чишме местные повстанцы уже вели неравный бой с румынскими войсками, подходящими с востока, из Аккермана. Потеряв более 200 человек убитыми и ранеными, повстанцы вынуждены были отступить.

Рассчитывая эвакуировать повстанческие отряды морем, А.И. Клюшников приказал отступать к Галилештам, с тем, чтобы достигнуть Черного моря у пункта, именуемого Волчок. 19 сентября у села Галилешты отряды, отступившие из Татарбунар, дали оккупантам бой, длившийся четыре часа. Карателям удалось захватить в плен 120 повстанцев, в том числе Иустина Батищева. А.И.Клюшников погиб. Бои в зоне восстания продолжались до 22 сентября. Но многим участникам восстания удалось бежать на север либо за Днестр, и они пытались продолжить борьбу. 11 октября отряд в составе 45 бойцов, якобы намеренный освободить повстанцев, находящихся под стражей в Татарбунарах, высадился с моторных лодок близ села Тузла. Другой отряд жандармы заметили 17 октября к юго-западу от Татарбунар, а еще одну группу — у села Жебрияны.

Расправа над восставшими была зверской. По утверждению Г.Тэтэреску, в боях «погибли сотни восставших (согласно некоторым данным, более 3000) и были арестованы 489 (287 из них были судимы)». Подавляющее большинство погибших составили не убитые в бою, а пленные и просто крестьяне, схваченные в зоне восстания. По свидетельству очевидцев, после прохождения карателей улицы села Чишма утопали в крови. Без суда и следствия расстреляли оккупанты многих крестьян села Жебрияны, а большинство схваченных в тех местах повстанцев утопили в речке Перебойна. Близ Вилково были расстреляны 98 плененных участников восстания. Поздней осенью 1924 г. жандармы погрузили в Вилково на баржу 800 человек — это были женщины, дети, старики-члены семей участников Татарбунарского восстания, — отбуксировали ее на середину Дуная и затопили. Сотни крестьян жандармы задерживали, избивали, подвергали пыткам, грабили и вымогали «выкуп». В общей сложности жертвами террора стали более 5 тыс. крестьян.

Преступный характер действий румынской армии при подавлении восстания был очевиден даже для правящих кругов Румынии. Имя генерала, командовавшего карательной операцией румынских войск, не названо и поныне. Только о генерале К.Войкулеску, в 1941 г. назначенном губернатором вновь оккупированной Бессарабии, сказано, что в 1924 г. он участвовал в кровавом подавлении Татарбунарского восстания.

В начале 1925 г. румынские власти инсценировали в Кишиневе «Процесс 500». Он велся практически при закрытых дверях, в тюрьме жандармы, добиваясь «нужных» показаний, продолжали пытать подследственных. Однако коммунистам удалось организовать кампанию международного протеста против готовящейся судебной расправы. Французский писатель Анри Барбюс, присутствуя на «Процессе 500», в серии статей под общим названием «В преисподней Европы» разоблачил румынский оккупационный режим в Бессарабии как режим террора, а затем опубликовал гневную книгу «Палачи». Суд над татарбунарцами он назвал «символом и венцом одной из наиболее диких расправ, известных в печальной истории современности». В защиту жертв террора высказались деятели международного коммунистического движения Георгий Димитров, Бела Кун, Клара Цеткин, Марсель Кашен, Гарри Поллит, Уильям Форстер, а также писатели и ученые с мировым именем Максим Горький, Эптон Синклер, Теодор Драйзер, Альберт Эйнштейн, Бернард Шоу, Томас Манн, Луи Арагон, Михаил Садовяну, Петре Константинеску-Яшь и другие деятели науки и культуры. Огласка преступлений румынской армии и полиции, осуществленная во время «процесса 500», нанесла официальному Бухаресту колоссальный политический ущерб. Кампания повлияла на решения трибунала: смертных приговоров татарбунарцам вынесено не было, только 85 повстанцев были приговорены к тюремному заключению..

Судебные решения, принятые под давлением зарубежной общественности, румынские власти ужесточили явочным порядком. Уже в первую ночь после окончания процесса 8 осужденных внезапно «умерли» в тюрьме. Никита Лисовой и Леонтий Цуркан, приговоренные к 15 годам принудительных работ, погибли в заключении позднее. Иустин Батищев, осужденный пожизненно, выдержал 16-летнюю каторгу. В 1940 г. он был передан властям СССР. Земляки избрали его председателем Татарбунарского Совета.

Татарбунарское восстание еще раз продемонстрировало решимость народа Бессарабии вырваться из-под власти Румынии. Расправа над татарбунарцами не сломила Бессарабского сопротивления. Жестокость, проявленная румынской армией во время карательной операции, не повысила ее престижа, население области по-прежнему презирало захватчиков и еще больше возненавидело их. Подполье выдержало удар, сеть нелегальных организаций продолжала действовать, в том числе на Юге Бессарабии.

Несмотря на революционный кризис в России, при оккупации Бессарабии румынские войска встретили стойкое сопротивление патриотических сил. Захватив Бессарабию, Румыния получила также реальный Бессарабский фронт сопротивления. Вооруженный отпор интервентам в январе 1918 г., Хотинское, Бендерское и Татарбунарское восстания, несмотря на жертвы, остались в народной памяти как примеры народной доблести. Но время требовало использования иных форм и методов борьбы против оккупации.

П.Шорников, книга Бессарабский фронт. 1918-1940гг.

/продолжение следует/